Кроме одного. Гигантского набитого чемодана, который так и бросался в глаза, сколько бы я не отводила взгляд. Тимур попытался его застегнуть, но молния натяжно скрипнула и застряла. Так бывает, если пытаешься засунуть в чемодан всю свою жизнь. Ее пестрые, как лоскутное одеяло углы будут прорываться наружу, рваться на свободу, не дадут себя забыть. Когда Тим снова вцепился в замок, я попросила:

– Погоди, дай помогу.

Я опустилась на ковер, придавила руками крышку, упершись в пол коленом, пока Тим изо всех сил тянул на себя бегунок. Молния сопротивлялась еще пару секунд, а потом медленно поехала вверх, издав на прощанье последний всхлип.

– Вот и все, - еле слышно произнес Тимур.

– Не уезжай, пожалуйста, - еще тише чем он попросила я. Пальцы, которые я держала на чемодане, нервно дрожали. Но голос все так же не выдавал никаких эмоций. Будто и не было их вовсе. – Останься. Я ведь… я прошу у тебя прощения… я все понимаю… я больше не буду…

В комнате было так тихо, что голос Тимура прозвучал разорвавшейся в воздухе бомбой. Громкой, неумолимой, безжалостной, с калечащими нутро словами-снарядами.

– Надолго?

– Что надолго?

– Осознание это – надолго? На сколько нас с тобой хватит до новой ссоры, Насть? Неделю продержимся? Или даже месяц, да? А потом опять по новой. И опять я ругаю себя, что однажды уступил, а ты плачешь от того, что не понимаешь, что же не так. Ты же искренне не понимаешь, верно? Настя, я хочу жить с тобой. С тобой и твоими детьми, но не с призраком бывшего мужа, табором родственников, перед которыми лучше ходить на задних лапках, со свекром, который разрешил мне срать в его сортире, с твоими тараканами и попытками доказать всем, какая ты хорошая! А всем на тебя чхать и в конце останешься только ты, и тот, кто будет рядом. Даже дети когда-нибудь уедут от тебя, они и должны уехать, это правильно, это верно! И что дальше? Надорванная от работы спина и моя нищенская пенсия, потому что, уж прости, с этих доходов я едва смогу что-то отложить. – Он замолк и внимательно посмотрел на меня своими черными глазами, как сканер, как рентген, который обнажает тебя до кожи, до самых костей, до нутра, чтобы разворошить и оставить. – Насть, поехали со мной? Прямо сейчас соберем вещи и поедем?

– Сейчас?!

– А чего ждать? Мы есть, чемодан я перетрушу, чтобы твое барахло тоже влезло. Билеты купим, курочку зажарим, яйца эти вареные, чай в подстаканниках, сканворды. Семь часов и мы уже в Петербурге.

– Но ведь ты можешь найти работу здесь, - всхлипнула я.

– Могу. Через год, через полгода, может мне очень повезет, и я найду ее через месяц, только не уверен, что мы с тобой за это время не сгрызем друг друга.

– Я могу попросить отца… найти связи…

– Вот уж не надо, - зло рассмеялся Тимур. – Ты со своими связями сама разбирайся, а я лучше как-то сам, зато пойму, чего я стою. Без золотого папы и бриллиантового свекра.

Я напряженно сжала челюсти.

– Давай сделаем меня виноватой еще и в том, что родилась в такой семье? Недостаточно было того что Настя дура, надо сюда приплести всех вокруг, да?

Тимур медленно поднялся на ноги. Отряхнул и без того чистые колени, взял чемодан, легко перекинул его в другую руку, будто тот ничего не весил и пошел в коридор.

Он оглянулся только один раз. Посмотрел на меня так, как никогда раньше и произнес едва слышно:

– Повзрослей уже, наконец.

Зачем-то я бежала за ним вслед. Зачем-то кричала. Зачем-то пыталась остановить, ухватить за куртку, но вместо плотной ткани в пальцах дрожала пустота. Никчемный воздух.

В пальцах. В голове. В сердце.

А еще зачем-то я сказала запальчивое:

– А ты не думал, что если я повзрослею, то пойму, что ты мне совсем не нужен?

Зачем-то Тимур перестал дышать.

– Даже так будет лучше чем то, что у нас сейчас.

Зачем все это?

Зачем?

Он ушел, не выключив за собой свет. Желтая лампа одиноко болталась в цоколе, окрашивая рыжие стены в оттенки ночной больницы. Такой же неуютной и пустой.

Медленно, как в каком-то фильме, я опустилась на пол и уткнулась затылком в шкаф. Тот приятно холодил кожу.

Считать шаги. Не считать биение сердца, потому что биться оно перестало.

А потом услышать, как снова стукнула входная дверь.

– Идиотка! Просто клиническая дура, которая ни о чем не думает! А если почки застудишь? А если с пневмонией сляжешь? Нет, надо ж было как в театре, чтобы драмы побольше! – Все внутри меня замерло и запело от радости, когда я услышала голос Тимура. Ругай меня, милый! Всеми словами ругай! Только не уходи, пожалуйста!

Я выпрямилась, подняла полные надежды и слез глаза и застыла, когда поняла, что он просто оставил на полу свою куртку. И ушел. На этот раз навсегда.

Сколько прошло времени я не знаю. Очнулась только когда почувствовала на плече чью-то руку.

– Вставай, мам. Я тебя домой отвезу.

Никита попытался поднять меня, но я дернулась от него как от прокаженного.

– Не надо, сама. – И потом добавила, будто это не было очевидно: - Тимур ушел.

– Я видел. Как же надо было мужика довести, чтоб он от тебя в майке сбежал? И дверью хлопнул так, что аж призрак Хрущева восстал. – Никита застегнул на мне замок Тимуровой куртки. Я куталась в воротник, стараясь вобрать в себя любимый запах. Он еще чувствовался на коже, но через несколько дней уйдет от меня вслед за своим хозяином. – Да не страдай ты, мам. Как ушел, так и вернется.