Что-то нехорошее, неправильное и порочное плещется в глазах моего мужа. Он смотрит на меня и опускает руки вниз, так что я снова могу шевелиться.

– Не смей порочить нашу фамилию!

– Голову полечи, придурок!

Я отворачиваюсь и иду в сторону входа в ресторан. Там за дверью горит свет, играет приятная музыка, и смеются люди. Там меня точно не будут обижать и причинять боль.

– Я не договорил, - кричит Савранский.

– А мне по хер, - так же, не убавляя тона, отвечаю я.

Мне кажется, что этот глупый, непонятный разговор уже окончен, как Кеша догоняет меня и слегка толкает к стене, так что наши силуэты пропадают из стеклянной арки.

– Думаешь, твое платье тебе поможет?

– Господи, в чем?

– Ну не знаю, тебе виднее, о чем думает женщина, когда наряжается как шлюха.

Я машинально поправляю вырез, натягивая ткань на грудь, чтобы Савранский больше не жрал ее глазами:

– Вероятно, ты в шлюхах разбираешься больше чем я. У меня нет таких познаний.

– Ага. И модой ты не интересуешься. И ярко краситься не любишь. И вообще вся такая простая русская баба, пока не припечет, да? – Он нависает. Говорит тихо и низко, так что каждое слово отпечатывается у меня прямо в мозгу. – А потом ррраз, и оказывается, что все то мы умеем, Настенька! И мило улыбаться, и хер сосать с заглотом.

– Остановись, - тихо прошу я.

– Да куда уж, мы только разогнались! Знаешь, что скрывается под этим платьем?

– Твоя жена, придурок!
– Мой голос дрожит от злости и обиды, а еще от того, что хочется кричать, но нельзя, потому что за стеной собран цвет нации, которые так и ждут, когда наша семья оступится и падет.

– Именно, что моя жена, Настюш. – Савранский криво ухмыляется, и только сейчас я понимаю, как он пьян. – Моя обычная, приземленная, простая жена. В какую обертку конфету не заверни, на вкус такое же говно!

– Так не ешь.

– А я очень давно и не ем, милая. Или ты думаешь, отсутствие секса это просто совпадение?

– Нет, милый, - такой же змеей шиплю я, - грешила на первые признаки эректильной дисфункции.

– С моим членом все в порядке! Я трахаюсь когда захочу и где захочу. Теперь в нашей кровати нет запретов, только удовольствие, а секс наконец перестал быть скучным!

– Избавь меня от подробностей!

Я отталкиваю Кешу, так что он шагает назад, теряет равновесие и почти падает, успевая в последний момент схватиться за стену.

Смотрит на меня неверяще и зло, будто сейчас я покусилась на святое:

– Твои платья, губища, прически, эпиляция и новое белье не поможет, Настя. – Брезгливо цедит он. – Ты как была закомплексованной бабой, так ей и осталась. Никто не посмотрит на тебя. Ты нелепое бревно, и даже не можешь х*й отсосать нормально! Не все женщины созданы для любви, так что прими это и не позорься. Чтобы я больше не видел на тебе этой гадости, поняла? И мужиков рядом с тобой тоже не видел!

Он замолкает не потому что договорил.

Я ему не дала закончить свою речь.

Никогда не думала, что в жизни пощечины звучат так же звонко, как в кино.

Я размахиваюсь и со всей силы, со всей ненависти бью ему по лицу, так что на секунду ладонь обжигает ответной болью. Рука горит и немеет, будто это больше не моя плоть.

Я пораженно смотрю на свои дрожащие пальцы. Потом на Савранского. Он держится за щеки и молчит, будто только сейчас понял, где оказался.

– Настя… - В его голосе читается раскаяние и испуг.

Но я не хочу больше слышать этого человека. Смотреть на него все равно, что засовывать иглы под ногти: невыносимая, раздирающая тебя боль при абсолютно нормальной со стороны картинке.

Я бегу в сторону выхода, звонко цокаю каблуками и только тогда замечаю в пролете темную фигуру.

– Насть, я вынес вам плед, подумал, что тут холодно, - пытается объяснить свое присутствие Глушнев. Я останавливаюсь, хлопаю его по руке и прошу:

– Моего мужа пледиком прикройте, ему сейчас нужнее.

И молча выхожу из банкетного зала…

… из ресторана…

… из себя…

Меня колотит как в лихорадке, пока я жду нужное такси, пока ищу нужную переписку, где сохранился адрес нужного мне человека.

То ли я пьяная, то ли уже мертвая, потому что только трупам настолько плевать, что будет дальше.

Я стучусь в дверь квартиры типичной панельной девятиэтажки на окраине города. Я даже не жду, что мне откроют, на часах давно за полночь. Я не знаю, что скажу и зачем пришла, и в секунду, когда Тимур открывает дверь, я чувствую себя тем самым беднягой, который прыгает с моста. И пока он несется в воздухе, понимает, что все проблемы решаемы, кроме одной: он уже летит с моста.