– Интересно, как много успел узнать о вас Глушнев? Вы конечно безгрешны, но при желании можно подкопаться даже к святому. А если не получится, то хотя бы вот, отравить сыр, который начальник так любит.

Я киваю на тарелку с двумя кусочками курута, все остальное свекр успел уничтожить. Савранский уже не просто серый, по цвету он больше похож на лягушку, такой же зеленый и в крапинку.

Быстро и как-то брезгливо он отодвигает блюдце в сторону и хватает в руки планшет.

Включает и продолжает смотреть дальше. Там ничего особенного, осталось секунд тридцать видео, как вдруг в кабинете раздается веселая мелодия.

– Кто такой Роберт В. Вайде?

– Роберт Б. Уайди, - в ужасе шепчу я.
– Режиссер. Известный.

– И зачем здесь его имя?
– Давид Ааронович поворачивает планшет ко мне, но я и так знаю, что там. Чёрный экран и надпись на английском: срежиссировано Робертом Б. Уайдли.
– Это старый мем… то есть прикол, который употребляют если что-то пошло не так, если кто-то налажал.

Брови свекра задумчиво изогнулись как две скобки:

– Насть, а ты не думала отдать его в армию?

– Был, - пискнула я, - не помогло. Давид Ааронович, выключайте, пожалуйста.

– Да нет, интересно досмотреть до конца.

– Там больше ничего не будет, это просто картинка и проигрыш.

И именно на этих словах планшет хрюкнул и из его нутра раздалась знакомая с детства песня: «Мамочка, милая, мама моя. Как хорошо, что ты есть у меня…»

Любимая песня сына, которой он всякий раз доводил меня до слез. Худой, нескладный, с острыми как у Буратино коленками, он пел всякий раз, когда я грозила выпороть тощую задницу ремнём. Эх, надо было не песни слушать, а все таки воспитывать засранца.

– Может его женить?

– Обязательно, - киваю я.
– сначала убью, а потом женю. Ладно, Давид Ааронович, вы тут думайте, изучайте, решайте, что к чему. Пищу для размышлений я дала, а дальше уж как-нибудь сами.

И боком, боком, так чтобы меня не успели схватить цепки пальцы старика, протиснулась к выходу.

Уже в коридоре, закрывая дверь, я смогла расслышать голос Никиты:

«Маман! Пока ты стоишь в пробке, нервничаешь и пересматриваешь это видео, я порадую тебя смешными роликами про котят. Вот мой личный топ…»

Бооооже, нет. Я все-таки его выпорю! Не посмотрю на возраст и рост, достану розги, и… Боже...

Савранский

Это был очень дерьмовый день, и, чтобы хоть немного сбить с себя пот, усталость и невроз, закончить его я планировал так: вкусный ужин, вкусный разговор, вкусная женщина. Но когда вернулся домой, понял, что здесь пахнет духами.

В смысле только духами и пахнет.

Сладкими, цветочными, с чем-то карамельным или шоколадным – хер разберешь. Единственное, что я учуял сразу: это не мясо и даже не фаршированный судак бабушки Сары.

– Жень, есть хочу страшно, - крикнул вглубь кухни, скидывая с себя ботинки.

Вопреки ожиданиям, Женя показалась не из кухни. Нет. Из ванной выплыло невероятное существо. Беленькая, напомаженная, в кружевном халатике, пояс которого стягивал тонкую талию так сильно, что ее можно было обхватить пальцами, Женя походила на куколку со свадебного торта.

Так бы и сожрал. Потому что ничего другого в доме съесть нельзя.

– Я тоже голодна. – Она привстала на носочки и, обвив меня руками, постаралась поцеловать в губы, но я отвернулся. Не люблю такие яркие ароматы, а Женечка зачем-то вылила на себя пол флакона. – Ты чего кривишься, плохой день?

– Отвратительный, - пробурчал я.

– Сейчас он станет лучше. Я сделаю свекольный смузи, фолиевая кислота и витамин В быстро снимут стресс.

Я недоверчиво посмотрел на девчонку. Она сейчас серьезно? В конце концов, Женя врач, не Бог весть какой, но диплом же она как-то получала? Или нет? Когда я слушал очередную херню о том, как витамин С сделает из меня бессмертного Горца, начинал сомневаться, что Евгения хоть раз посещала университет.

Впрочем, выбрал я ее не за умственные способности, а за… за… чем больше мы жили, тем сложнее было вспомнить, отчего именно мне так сорвало башню. Не из-за сисек точно, их у Женечки не было. Но если она захочет – будут.

– Жень, - начал я, когда она привела меня на кухню и усадила на диван. – Из свеклы я люблю борщ и середку под шубой. Все остальное от лукавого. И суп этот твой холодный, и тем более смузи, на хрена ты их пьешь, там сахара больше чем в пакетике Юппи!

– Борщ, значит. Я учту.

И крохотный пальчик вдавил кнопку на нашем комбайне. Лопасти принялись вращаться, а комнату наполнил противный шум.

Отлично, моя милая девочка решила показать зубки. Что ж, и не таких обламывали.

Встав с места, я развязал галстук, который, кажется, начал меня душить. В этой квартире вдруг стало тесно, наверное, после недели в больнице – старом дореволюционном здании с потолками в четыре метра. Там я мог не просто наконец отоспаться, но и наконец поесть нормально. Каждый день Настя приносила упакованные в полотенце кастрюльки с горячей домашней едой, для меня и для Томы.