– Ну и дурак. А я бы своей женщине купил, даже если мы всего сутки знакомы были. Потому что она же теперь моя, и для нее ничего не жалко.

– А на меня было жалко, - грустно протянула я, вспоминая свои отношения. – И даже на годовщину мне сковородку купили.

– Надо было его той самой сковородкой по темечку – тюк.

– И оставить ребенка без отца? Ты у меня в люлечке лежишь: волосики черненькие, глазки каренькие. Ручки ко мне протянул, да так и сказал: Маменька, вы только тятеньку не троньте!

– А родился бы безруким, глядишь, ушла бы ты от Савранского гораздо раньше. Сразу после сковородки.

– И осталась матерью одиночкой в девятнадцать лет?

– А и пускай, ты бы меня в чемодан засунула и к Тимуру своему побежала. Был бы у меня новый папка, и ничего, что мне в пупок дышит, зато вроде нормальный. Мы бы с ним стали настоящей бандой, как эти… Сид и Нэнси.

– Нэнси, ты видео доделаешь или мне твоему дедушке на пальцах показывать, кто и сколько раз покусился на его корзиночку?

Никита закусил губу и наклонился еще ниже к экрану своего ноута, как будто бы это помогло ему работать быстрее. Чтобы не отвлекать сына, я пошла переодеваться. Для визита в администрацию подойдет брючный костюм и кипенно-белая рубашка. Слишком официально для встречи с родственником, но старый ящер виделся мне сейчас не вторым папой и дедушкой моих детей, а самым настоящим хищником, на которого кто-то очень глупый открыл охоту.

– Мам, ну просто королева! – прошептал Никита, глядя на меня.

Пока я обувалась, он паковал мне в сумку ноутбук и планшет, чтобы я могла выбрать, как эффектнее показать свою презентацию свекру.

– Смотри, просто нажимаешь на кнопочку в виде треугольника и ничего больше не трогаешь. Кнопка если что в левом нижнем углу экрана, или можно еще пальцем по видео щелкунть.

Я молча уставилась на своего старшенького, который с самым серьезным видом втолковывал мне самые простые вещи. Неужели наши дети думают, что мы совсем идиоты?

– Никит, хватит. Ты же помнишь, у тебя мамочка такая старая, что лично видела, как Попов радио изобретает. Так что с твоим роликом как-нибудь разберусь.

Сын виновато опустил глаза в пол:

– Не старая ты. Это я дурак, извини. Ты женщина в самом соку и с потребностями.

Привстав на носочки, я постаралась потрепать Никитку по лысой макушке, но тот извернулся и скрутил меня в объятиях, как в детстве. Сын всегда был высоким, так что я привыкла к тяжести, с которой его голова опускается мне на плечи.

– Ну, хватит, я не обижаюсь.

– Потому что ты невероятно мудрая женщина.

– Ой все. Подлиз никто не любит. – Расцепив его клешни со своей спины, я наставительно посмотрела на сына: Тому не буди, пускай проспится, еда в холодильнике, посуду за собой помоешь.

Ник шутовски приложил руку к голове, отдавая честь. Ну что с этим оболтусом сделаешь? Только в церковь идти и молиться, чтобы ему встретилась какая-нибудь чудесная женщина, которая сможет огранить этот булыжник с зачатками бриллианта.

– Кстати, - обернулась я на пороге, - а что там с той дамой твоего сердца, которой ты бы никогда не изменил и покупал корсеты за бешеные тыщщи. Или еще рано о таком спрашивать?

– Уже поздно, - уголки его губ против воли опустились вниз.

– Отвергла?

– Хуже. Она вообще меня не замечает.

– Вот курва, - постаралась отшутиться я, но Никита сразу подобрался, расправил широкие плечи, и стал похож на монолитную стену, которая скроет его избранницу от любых обид.

– Не надо так говорить о ней, мама. Даже в шутку. Это лучшая женщина на земле, просто… просто я недостаточно для нее хорош.

Я задумчиво посмотрела на Никиту. Никогда раньше не видела его с этой стороны. Худой и нескладный он не производил впечатления человека, который может вот так влюбиться. Как мать, я хотела остаться, чтобы утешить своего грустного ребенка. А как женщина… пускай немного пострадает, мужчине полезно принять первый в своей жизни отказ. Не сломается, а наоборот, станет сильнее и, может, наконец повзрослеет.

Глава 41

Мне не назначено, но я попадаю в кабинет свекра после первого же звонка. Смотрю в подобострастное лицо секретарши и смиренные посетителей, которых пришлось подвинуть ради важного человечка.

Я важная, смешно даже.

Но мне не до смеха. Задираю подбородок и царапаю каблуками паркет из красного дуба, над которым Савранский старший чахнет аки Кощей. Циклюет, полирует, натирает.

Все «просители» его ведомства знают об этом фетише начальства и переобуваются в выданные на входе тапочки. Есть в этом доля унижения, на которое все добровольно соглашаются.