– Конечно, Леонардо, спасибо вам!

Завершив разговор, Томина вопросительно уставилась на Беловежского.

– Что такое?

– Почему вы все так уверены, что Ветров спрятал вазу именно в какой-нибудь археологической зоне?

– А где же еще? Не в отеле же. Не в ресторане. Не на заправке, – усмехнулся Александр. – Он ехал к людям науки. Им он мог объяснить, где надо искать сосуд. Он собирался им сам показать дорогу. Кстати, мы забыли спросить у Гарсия… Набери ему.

Марина передала Саше телефон.

– Сеньор Гарсия, это Алехандро. Извините. Еще один вопрос. Не расспрашивал ли Ветров с особым пристрастием о том или ином городище? – поинтересовался Беловежский.

– К чему этот вопрос?

– Не знаю… Может, хотел подробней узнать о городище, где спрятал сосуд, чтобы лучше запомнить, например.

– Я вас понял. Я помню, что он вообще был очень заинтересованным человеком, все время расспрашивал обо всех археологических памятниках, когда были обнаружены, кем исследовались, что обозначают их названия и как их могли именовать в древности. Десять лет прошло. Спрашивал ли более детально? Буду вспоминать.

От Эскарсеги до археологического комплекса Баламку долетели всего за час.

– Нравится мне штат Кампече, – брякнула Томина. – Ни тебе горных серпантинов, ни «лежачих полицейских» на каждом шагу, ни отвратительных дорог. Ехать кайф!

– И джунгли тут совсем другие, – добавил Беловежский.

Они оставили машину сиротливо стоять на пространной парковке и по благоустроенной тропинке пробирались к городищу.

– Да, джунгли здесь какие-то сухие, что ли, – отметила Марина.

– Приветствую тебя в Храме Ягуара, – торжественно-шутливо провозгласил Александр.

Марина вскинула на него удивленный взгляд.

– Здесь на стенде написано, «Баламку» – по-юкатекски «храм ягуара», – пояснил Саша. – Но это странно, потому что слово k’u или k’uh в первую очередь означает «бог, божество», а храм в словарях майя называется k’una, то есть «здание бога». Впрочем, это все равно современное название. Видимо, здесь где-то есть изображение ягуара.

– И что еще ты прочитал?

– Что люди обитали здесь еще до нашей эры. Однако расцвет приходится на классический период истории майя, на V–VII века. А закат уже на постклассический период, на начало второго тысячелетия новой эры.

Баламку оказалось милейшим городищем, не очень обширным, с невысокими строениями, множеством маленьких нереставрированных пирамидок, призывно торчащих кладкой из-под зарослей. Здесь царила непередаваемая прозрачная атмосфера. Безусловно, это тоже была сельва. Растительность буйно переплеталась и завязывалась в узлы, и все росло на всем. Но почва была сухая, не то пыль, не то песок. И солнце беззастенчиво и радостно просвечивало сквозь хитросплетения зарослей, делая их ажурными и легкими. Атмосфера чем-то напоминала залитую солнцем березовую рощу.

– Теперь ты мне скажи, где здесь, в Баламку, ты бы спрятала сосуд? – задал неожиданный вопрос Беловежский.

– Да тут где угодно можно спрятать. Понятия не имею.

– Ты знаешь, у нас есть семейная традиция рассказывать рождественские сказки, – вдруг разоткровенничался Александр. – Так вот перед моим отъездом в маминой сказке якобы я нахожу в одном из городищ кодекс майя.

– Как интересно! И где же?

– Это же сказка. Там говорилось просто, что надо зайти за левый угол небольшой пирамиды возле леса.

– Вон небольшая пирамида и ее левый угол как раз возле леска, – показала Марина. – Пошли.

Подобного рода истории она считала знаками и сейчас находилась в полной уверенности, что если не кодекс и не сосуд, то что-то они непременно найдут. И это что-то будет иметь смысл.

Они завернули за угол, и Марина не удержалась от удивленного возгласа:

– Дверь!

Приставная лесенка привела их внутрь пирамиды. Они вошли и предстали перед главной достопримечательностью Баламку – потрясающим по своим масштабам штуковым фризом. Скрытый внутри невысокой пирамиды со скругленными углами, огромный семнадцатиметровый барельеф «Дом четырех царей» со следами местами сохранившейся красной краски вызвал у Марины шок. Александр тут же вооружился фотоаппаратом, забыв и про сказку, и про сосуд, и ворчал, что сделать нормальную фотографию не представляется возможным. Внешняя стена пирамиды, защищающая это невероятное произведение искусства майя, отстояла от него всего метра на полтора, таким образом, фотографу просто некуда было отойти.

– Смотри, и здесь опять космология майя, – воскликнула Марина. – Кажется, я уже начала немного понимать. Понизу идут изображения монстра земли – эти клыкастые сомкнутые пасти. Видимо, их было четыре, но сохранилось только три. А это еще кто?

– Твои любимые ягуары. Один веселый, другой чем-то огорчен и, похоже, связан, потому и грустный.

– Ночное Солнце? Они в одном ярусе с монстрами земли, – подхватила Марина.

– Не забывай, они еще ассоциируются с войной, жертвоприношением, смертью, что по-своему часть жизни, – напомнил Беловежский. – В следующем ярусе чудище, похожее на жабу, а следующее с ногами, как у крокодила.