Шрифт:
— И что же, ты до сих пор свободна? Почему же тогда подчиняешься мне? — поднимает пальцами острый подбородок, заглядывает в невозможные глаза.
— Уже нет, повелитель. Потому что хочу принадлежать тебе — душой и телом.
И властитель видит в ее глазах, что каждое слова — правда, и понимает неожиданно, что та вчера не только свою невинность ему подарила — но и душу свою.
Все, что есть у царя, принадлежит ему по праву рождения, или завоевано им, или принято в дар, или куплено. И только один-единственный, самый удивительный, человек во всем Хизре принадлежит не повелителю, а просто Фатиху. И от этого тепло разгорается в сердце правителя, и хочет он весь мир, все царство свое отдать ей за одни только эти слова, но произносит лишь:
— Хочу дать имя тебе. Виалль — ивовая ветвь, потому что, как и ты, гнется она, но ничто не может сломать ее.
И радостное удивление на нежном лице:
— Как вы догадались, повелитель? Мое настоящее имя — Виолетта — звучит почти так же. Но подаренное вами мне нравится намного больше!
И нет больше сил не прикасаться к ней, притягивает он к себе свое главное сокровище, прижимает крепко и собирает с нежных губ улыбку, а с тонких пальцев — ласку. Ничто не может заставить их оторваться друг от друга, позабыты и танцовщицы, и музыканты, и редкие яства на низком столике…
Глава 17
Три ночи
Моя любовь к тебе — мой храм, но вот беда,
Лежит через пески укоров путь туда.
Где обитаешь ты, там — населенный город,
А остальные все пустынны города.
Взгляни же на меня, подай мне весть — и буду
Я счастлив даже в день Последнего суда.
Ведь если верим мы в великодушье кравчих,
Вино для нас течет, как полая вода.
Смолкает муэдзин, он забывает долг свой,
Когда проходишь ты, чиста и молода.
Что написал Джами, не по тебе тоскуя,
Слезами по тебе он смоет навсегда.
Джами.
Фатих:
Повелитель приказал евнухам ничему не обучать наложницу. Он сам хочет показать ей все, и девушка оказывается на удивление талантливой ученицей. И долгие ночные часы проводят они, складывая половинки своих умений, а мир вновь и вновь рассыпается для них в осколки, чтобы через мгновение собраться вновь уже более ярким, более радостным.
А когда лежат они на ложе, утомленные после любовных утех, чужеземка начинает рассказывать удивительные истории, и плетет изысканные кружева слов не хуже, чем у иных сказителей. И царь слушает журчание любимого голоса, и встают перед его глазами яркие картины древних империй и завоеваний, изменяющих облик мира, могучих прославленных воинов и мыслителей, постигших смысл сущего. И дивится повелитель — откуда эта дева ведает столько, что ни один придворный мудрец не в силах похвастаться такими же обширными познаниями?!
Так говорила невольница о давних временах, и царь слушал ее рассказы, как слушал в детстве легенды. Но когда заводила девушка речь об устройстве мира, или о том, как возникла жизнь на земле, повелитель не мог поверить и переспрашивал:
— И как же возможно, что весь наш мир — шар? Почему тогда люди не падают с него, оказавшись в самом низу? И если все-таки, мир — это шар, плывущий в пустоте, то где же тогда место Богов?
— Не знаю, повелитель, и пока никто не знает. Но то, что земля наша шар, это твои ученые и астрономы уже доказать могут. Некоторые из них, должно быть, уже подсчитали, какое расстояние надо пройти, чтобы обойти ее всю кругом.
И царь на следующий день созывает звездочетов и мудрецов, и лишь некоторые из них подтверждают, что мир на самом деле круглый, со всех сторон, и лишь один из них по движению звезд сумел вычислить, каков же на самом деле размер земли. И все они в один голос твердят, что это знание запретно, ибо самых ученых мужей может свести с ума, и дивится повелитель, откуда дева могла об этом проведать, если уж и не все его мыслители об этом знают. А во время вечерней трапезы, когда вновь видится со своим сокровищем, говорит ему, что она — самый умный человек во всем Хизре, и в шутку предлагает ей стать его визирем, а чужеземка смеется и отвечает, что согласна.
Так и шли дни повелителя, один за другим, словно жемчужины в ожерелье. Каждую ночь проводил он с Виалль, забыв обо всех прочих наложницах и женах. И прошел месяц с тех пор, как Аз-Талик ввел в приемную залу северянку и сдернул с нее покрывало. И ровно в этот день прибыли к правителю Хизра послы от соседних государств с дарами и предложениями мира. И среди даров были девушки — рабыни, самые прекрасные из всех по эту сторону света, по одной от каждого государства. И словно сговорились послы — одна из них была пленная северянка, другая — рыжеволосая дева-воительница из непокорного племени, а третья — смуглая, с косами до пола, что по глубине цвета могли сравниться только с самым непроглядным мраком.