Маргарита переступила порог «берлоги» Харистова. Внутри было больше оборудования, чем она ожидала — импровизированная лаборатория среди больничного хлама.

— Я наблюдала, — просто ответила она. — За вами. За Лавровым. За другими пациентами, которым вы вводили эту… субстанцию.

— И вы не сообщили об этом руководству? — он наклонил голову, словно изучая интересный образец под микроскопом.

— Нет. Потому что я видела результаты, — Маргарита встретила его взгляд, не отводя глаз. — Я видела, как умирающие возвращаются к жизни. Как безнадёжные случаи становятся историями успеха. Почему я должна была сообщать о чём-то, что спасает людей?

— Потому что это незаконно, — ответил Харистов, но в его голосе не было осуждения — только проверка. — Неавторизированные экспериментальные процедуры. Риски. Нарушение всех возможных протоколов.

— Закон и этика — не всегда одно и то же, — Маргарита подняла подбородок, её зелёные глаза сверкнули. — Я пришла в медицину, чтобы помогать людям. Не заполнять бумаги и следовать правилам, которые позволяют пациентам умирать, когда есть способ их спасти.

Что-то изменилось в выражении лица Харистова. Тень улыбки? Уважение? Он подошёл к столу и жестом предложил ей сесть.

— Что конкретно вы знаете о нанокрови?

— Немного, — призналась она. — Я знаю, что это какая-то регенеративная технология, способная восстанавливать повреждённые ткани на клеточном уровне. Я знаю, что она имеет побочные эффекты, особенно на нервную систему. И я знаю, что вы создаёте подпольную клинику на Фармзаводе № 6, чтобы продолжить исследования и лечение пациентов вне больницы.

Харистов замер, явно впечатлённый объёмом её знаний.

— Вы всегда так хорошо наблюдаете, Светлова?

— Всегда, — она кивнула. — И у меня фотографическая память. И интуитивное понимание медицинских процедур, которого не должно быть у простой медсестры без специального образования.

— Вундеркинд, — произнёс он, и это не был вопрос.

— Так меня называли в детстве, — она пожала плечами. — Пока не выяснилось, что мои родители не могут позволить себе оплатить настоящее медицинское образование. А стипендии и гранты достаются тем, у кого есть связи.

Харистов кивнул, словно это полностью соответствовало его представлениям о мире.

— И что вы предлагаете? — спросил он.

— Возьмите меня в свою команду, — прямо ответила Маргарита. — Я могу быть полезна. Я знаю больницу лучше кого бы то ни было — все ходы, все расписания, все процедуры. Я могу помогать с пациентами, с исследованиями, с чем угодно.

— Это опасно, — предупредил Харистов. — ГКМБ, Вельский — они не шутят. И если они узнают о вашей причастности…

— Я готова рискнуть, — её голос был тих, но тверд. — Потому что я видела девочку в педиатрии. Ксению. И я видела, как вы смотрели на неё сегодня — как человек, который не собирается позволить ей умереть.

Что-то дрогнуло в глазах Харистова. Маргарита затронула нерв — точный, болезненный.

— Вы правы, — сказал он после паузы. — Я действительно думаю о том, чтобы использовать нанокровь для Ксении. Но её случай сложный — лейкемия, ослабленный иммунитет, множественные органные поражения. Нам нужно точно рассчитать дозировку, метод введения…

— Я могу помочь, — Маргарита подалась вперёд. — Я изучала онкологические протоколы, хотя формально не должна была иметь к ним доступа. У меня есть идеи о том, как можно модифицировать стандартные процедуры.

Харистов смотрел на неё долго, оценивающе. Затем, словно приняв решение, он наклонился к ней и начал говорить — не как с медсестрой, а как с коллегой, равной.

— Нанокровь — это синтетическая кровезаменитель с наномашинами, способными регенерировать ткани на молекулярном уровне, — его голос был тих, но наполнен интенсивностью. — Технология изначально разрабатывалась для военных целей, но доктор Тайгаев перенаправил исследования на мирное применение. Мы модифицируем её, стабилизируем, исследуем возможности и ограничения.

Он рассказал ей всё — о проекте «Феникс», о своём «двойном сердце», о подпольной клинике, которую они создавали. О планах использовать нанокровь для спасения тех, кого система здравоохранения списала со счетов.

Маргарита слушала, не перебивая, её глаза расширялись по мере того, как раскрывался масштаб проекта. Это было больше, чем она могла представить — не просто экспериментальное лечение, а потенциальная революция в медицине. Новый подход, новая парадигма, новая эра.

— Вы понимаете теперь риски? — спросил Харистов, закончив. — То, во что вы просите вас вовлечь?