Слезы вдруг застят глаза. Больше всего я теперь боюсь обрести новый титул. Куда легче было взойти на эшафот, чем принять всю власть в свои руки, зная, что остался один. Ни жены, ни матери, ни детей... Никого!

– Пиши, эльтем рассердится на нас, на птичью почту, если ты задержишься! Хочешь, я могу написать, если ты не умеешь.

– Да, конечно. То есть, нет, отец знает мой почерк.

– Отец. Хорошо, если вас у него хоть двое.

– Я только один наследник. Мама не хотела больше рожать.

– Со знатью это бывает. То ли дело у нас, у простого люда – каждая плодовита, каждый ребенок простой бабе, что медаль, чем больше уродилось, тем знатней семья стала. Эх!

Я коснулся пером бумаги, осторожно вывел первую букву. Не уверен, что отец станет первым, чья рука коснется этой бумаги. Всего три строки я вправе написать, больше не поместится на жалком клочке. "Я жив и здоров, хвала богам. Эльтем добра и милосердна. Моему горю не было границ, когда я узнал о вашей смерти во время весенней охоты. Надеюсь, теперь вы здоровы и способны разъяснить остальным, что именно произошло. Ваш сын, Альер, ныне невольник эльтем Галицкой. Да продлят великие боги счастливые годы ее долгой жизни".

Я встал, подошёл к стойке.

– Написал? Дай, я погляжу. А то, половины букв не умеете начертить.

– Я был принцем до того, как стал гаремником эльтем.

– Если б твой прежний титул хоть что-то менял!
– клерк развернул письмо, вчитался в буквы, сморщил свой длинный нос. Я покраснел внезапно, - Все верно.

Через долгих полчаса письмо оказалось запечатано в особом футляре. Вот и оттиск восковой печати на нем появился. Работник почты высунул язык, продел в петельки кожаный ремешок и отправился к птице.

– Ястреб! Пальцы не отхватит, уже хорошо!
– клерк скрылся за дверцей, а вернулся с золотой клеткой. Внутри нее сидела небольшая пичуга - нынешний хранитель моей судьбы, только бы в пути с ним ничего не случилось! Но охранные руны наложены сильные, ими веет за версту. И накладывали их разные личности в самое разное время. Я чую отголоски эльфийских сложных рун, мрачную ворожбу гномов, обрывки человеческих заклятий, похожих чем-то на разобранные кружева летних штор. Похоже, с этим ястребом вообще ничего не может случиться.

– Ногу пихай! Ну, давай сюда лапу! Ну ты и скотина, Перец! Ешь так за троих. Мышей вся почта ему утомилась ловить. А как лететь с письмом, так нам лень! Ну, ничего, полетишь. Деньги уплачены. Именем самого нашего короля крылья расправишь! Ступай, невольник.

– Когда за ответом?
– голос мой чуть дрогнул. Слишком многое зависело от этого письма.

– Через час. Перец так-то быстро летает. Знаешь, почему?
– Потому, что ленив, что твой валеный из шерсти сапог. Предпочитает дремать у печного бока. И торопится к нему так, как иной любовник к любимой не летит.

Я проследил за тем, как письмо прикрепили к птице, как заложили в футляр особые чары. Мое письмо обязано дойти к королю. Надеюсь, с птицей ничего не случится в пути. Ястреба отпустили в небесную синь, и я еще долго смотрел на то, как коричневые крылья рассекают невыносимый простор. Ястреб, должно быть, увидит отца, быть может, тот даже вложит в его клюв несколько кусков свежайшего мяса по своей старой привычке. Сколько раз я видел это, когда ещё малышом играл в его кабинете!

Да, я уверен, отец сам получит письмо, сам отвяжет чехол от лапы, как делал всегда, не боясь пощелкиваний хищным клювом возле своих перстней. А я отца не увижу ни сегодня, ни завтра, быть может, и вовсе никогда. Нет, он наверняка приедет сюда, в эту столицу соседней страны. Может, тайно. Хоть раз, но навестит меня. Хоть к ограде дома, да подойдёт. Судьба моя теперь вложена в руки милосердной и справедливой эльтем. Так ли она милосердна?

Я вышел из здания и почувствовал, что с моих плеч почти свалилась невыносимая ноша. Как долго я мечтал о таком простом праве, как отправить письмо. Под пытками в казематах умолял о том, чтоб мне сообщили о происходящем с моим отцом! Ведь если бы он умер, покуда меня считали повстанцем, то я бы так и остался предателем. Только отец может обелить мое имя. И обелит, в нем одном я нисколько не сомневаюсь.

Рынок показался из-за угла словно край юбки порочной женщины – такой же яркий, такой же манящий. Я проверил монеты в кармане и пошел по рядам. Все кругом смотрят на меня, бросают оценивающие взгляды. Наконец я остановился напротив прилавка с кусками и ломтями мяса.

– Мне то, что получше.

– Всем такое давай.

– Стол эльтем не терпит ошибок, господин.

– Эльтем твоя хозяйка?

– На то была милость великих богов, - я смог поднять голову с особым достоинством.

– Сейчас, сейчас все взвешу. Есть у меня один кусок, брату на свадьбу припас. И мякоть, и косточка есть. Хочешь – запекай, хочешь – похлебку свари. Эльтем, она, наверное, сырое ест?

– Всякое. Мясо я выбираю для себя и для нее.

– Сейчас все будет.

Через сорок минут корзина моя была полна. Новенькая корзина! Ее торговец фруктами подарил любезной эльтем.