Касандра была совсем другой.

Папа ее по-настоящему любил. Во всяком случае, то, что он к ней испытывал, было похоже на настоящую любовь. По-другому он не умел, и нужно признать: он любил Касандру, потому что из всех его детей она единственная казалась ему нормальной. К тому же в течение многих лет Касандра была любимицей Усатого генерала, своего рода внучкой, на которую Генерал обращал много внимания, что в какой-то степени связывало отца не только с властью, но и с источником ее происхождения.

Как бы он хотел, чтобы Касандра навсегда осталась маленькой девочкой.

Но нет.

Папа почувствовал, как пот заливает шею.

Он потерял не только мысль о власти, но и очертания будущего. Папа это знал. После падения на самое дно глубокого колодца подняться наверх уже невозможно. Он отринул всякие чаяния уже в самые первые минуты. Ему не нравилось жить, цепляясь за крохотные островки надежды.

Папа был человеком, твердо стоящим на земле.

После стольких лет военной карьеры помимо воли становишься очень рациональным.

В груди кольнуло от злобы.

Чертова жара и чертова Касандра.

— Я хозяин этого дома, — сказал он, подбадривая сам себя. — И я чувствую здесь гнилую кровь! Я покажу вам, как управлять этой страной!

Только теперь он начал понимать… Все было ясно с самого начала, но папа тогда еще не стал рациональным человеком, он был ценителем красоты. Кто сказал, что военный не может быть ценителем красоты? Та девушка на параде, в сапогах не по размеру и с мозолями, девушка, мечтающая о туфлях на каблуках, принесла ему несчастье. Отец не мог сказать, что все его решения были продиктованы любовью. Он не любил ее, ему просто нравилось ее тело, привлекала возможность иметь от нее красивых детей, детей, которым предстояло завоевать весь мир. Красота и власть идеально уравновешивали друг друга на весах жизни.

Даже у рационального человека могли случаться такие ошибки, как эта, — фатальные.

Было поздно что-то исправлять. Да, дети получились красивыми, это заслуга матери. Они унаследовали от нее красоту и много чего еще, целый океан загадок и пороков. Как же он раньше не догадался? Девушка покорила его своей красотой, но в ее венах текла кровь самоубийц, и отец был уверен, что гены изменить невозможно.

Чертовы гены, чертово лето, чертова страна.

Нет, только не страна. Страна ни в чем не виновата.

Вина была на нем. Он стал автором собственного несчастья и теперь платил за это кровью и плотью, плотью от своей плоти и кровью от своей крови — ущербными детьми: гениальной художницей, убийцей кроликов и девушкой в трусиках цвета фуксии.

Однако отец был человеком рациональным. Он прекрасно знал, что до последней ступени лестницы власти добираются благодаря не нытью, а твердой руке, руке, способной как учинить наказание, так и наградить. Отец был очень внимателен. И многому научился. Усатый генерал был хорошим учителем, лучшим из всех.

Проклятый пот.

Папа перестал быть любимчиком Усатого генерала. На отца уже никто не ставил. Раньше считали, что он будет преемником, когда естественные причины и время вынесут Генералу последний приговор. Он не может жить вечно. Но судьба оказалась настоящей шлюхой, гадкой и грязной шлюхой, которая предала его — человека, любившего жизнь больше всего на свете. Усатый генерал лишился преемника, а папа — будущего, надежды и чего бы то ни было, что можно передать в наследство.

Единственной страной, которая ему действительно принадлежала, оставался его дом и ущербная семья. И отец твердо вознамерился раз и навсегда навести там безупречный порядок.

Перемен никто не почувствовал. Почти невозможно было угадать, что у отца на уме. Правды ради, я знала обо всем с самого начала, и Калеб это подтвердит, если наберется смелости и напряжет память. Я пришла в его логово мертвых кроликов и постаралась вести себя как образцовая старшая сестра отнюдь не ради удовольствия. Скажу прямо, мне нелегко это далось, потому что даже от самой мысли о том, чтобы приблизиться к моему отвратительному братцу, пробегали мурашки, но того требовали обстоятельства. Известно, что заключить союз — та еще задачка для любой истории, и эта не станет исключением. Недоставало открытого конфликта, ощутимого разлада меж двух лагерей, а мое предчувствие, хоть и безошибочное, не могло считаться неоспоримым фактом.

У Калеба было время раскаяться, а у меня — примерить на себя роль, для которой я была рождена, — героини трагедии.

Именно так. Для меня разлука с предметом страсти уже сама по себе трагедия, но, как говорят поэты, ничто не подпитывает страсть лучше, чем препятствия, потому что именно тогда она выходит из берегов и сметает все на своем пути. Мне уже было недостаточно ощущать ржавчину любимой на коже или чувствовать ее подпорку на своей плоти. Отец, препятствующий воссоединению с моей возлюбленной, превратился в мерзкого старика, публичного врага номер один в этой истории. Он запер меня в комнате, крикнул: бла-бла-бла, а потом: бла-бла-бла — и отказался возвращать мои трусы цвета фуксии.