— Ожидаемое сопротивление? Силы противника? – Текели окончательно пришел в себя и заговорил как профессионал.

— В пакете вы найдете все инструкции. Делите свой ослабленный корпус на пять деташементов. Быстрота и натиск. Все в ваших руках, генерал-поручик.

Все вышло, как и было предусмотрено диспозицией штаба Румянцева. Редкий случай, когда все прошло как по писаному. Переправившиеся на другой берег войска под покровом ночи начали выдвижение к намеченным точкам.

“Что мне скажет Саша при встрече? – ужаснулся Текели, близкий друг Суворова. – Пожмет ли он мне руку?”

Собрав в кулак всю волю, он приказал, указав на неказистую земляную крепость:

— Вперед!

Остров Чартомлык на реке Подпольной, Новая Запорожская Сечь (1). Гарнизон – три тысячи, 20 пушек. Подход к главной крепости охраняли земляные валы с орудийными батареями. Их охрана безбожно дрыхла. В рассветной тишине солдаты Орловского полка тихо, без выстрела, сняли часовых, вошли в ретраншемент и выставили караулы у пушек.

Сама крепость представляла собой неровный квадрат с пушечной башней у реки, внутри которого за деревянно-земляными стенами скрывались 38 куреней – длинные, 15-тисаженные дома на 150 человек. Каждый представлял собой мини-крепость. Сто лет назад турецкие янычары смогли бесшумно зайти в Сечь, но были уничтожены перекрестным огнем из окон куреней. Повторять их опыт Текели не желал. Он надеялся договориться миром.

— Вся Сечь занята упражнением сна, – хихикнул барон Розен, командир приданной отряду кавалерии, удивляясь тишине, царившей за стенами крепости, несмотря на то, что рассвело и маневры конницы и пехоты скрыть уже невозможно.

— Мне казалось, – вздохнул Текели, лично возглавивший штурм главной запорожской квартиры, – что запорожцы – серьезные бойцы.

— Все в прошлом, мой генерал, – ответил Розен по-французски. – Ныне мы видим перед собой лишь лагерь обычных разбойников. Мои кавалеристы без единого выстрела заняли пристань и захватили казацкие “чайки”.

— Какой трагический финал столь впечатляющей истории!

Отсутствие казацкой старшины и самых боеспособных запорожцев, ушедших к Пугачу, пагубным образом отразилось на дисциплине. Пока назначенный в наряд хлопчик не собрался выгонять коров на выпас, никто и не чухнулся, не поднял тревоги. Пастух недоуменно смотрел на ретраншемент и никак не мог сообразить, отчего Сечь окружена русскими войсками.

— Сполох! Сполох!

Из куреней повалили полураздетые зевающие, трущие глаза казаки – многие с диким похмельем, а то и пьяные. Они ошеломленно уставились на жерла своих собственных орудий, развернутых на крепость, и на стоящих рядом с ними солдат Орловского полка с зажженными фитилями. Внутри укреплений крепости заметалась “голота” – бедные, но наиболее радикально настроенные сечевики, привыкшие кормиться исключительно с ножа.

— Москали нас предали!

— Будем биться до последнего! Не посрамим славы атамана Дорошенки!

— Тикаем, хлопцы, в плавни! К турку уйдем, но сраму не примем! (2)

— На нож куренных атаманов и старшинство! Нас продали ни за грош!

Казачью верхушку с трудом отбили ближники. Кровь лилась рекой. Выстрелы следовали один за другим. Звенели сабли. Одному Сокальскому, главе казачьего духовенства, удалось смирить страсти:

— Убойтесь Бога! Что вы думаете, дети? Вы христиане и поднимаете руки против христиан?

— Парламентер от москалей! – раздался крик от ворот. – Подполковник Мисюров до куренных атаманов.

— Хай приде сюда да обскажет, что задумали, вороги!

Представитель от Текели без долгих предисловий зачитал манифест президента Малороссийской коллегии генерал-фельдмаршала Румянцева “Об уничтожении Запорожской Сечи”. Помимо всего, там было сказано, что репрессий против казаков никто не ищет, им будет дано право выбрать тот способ жизни, коий больше подходит каждому. Все получат паспорта, дающие возможность свободно перемещаться внутри Империи.

— А коль найдутся среди вас ослепленные, те могут покинуть пределы Российские. Препятствий чиниться не будет. Мой командир, генерал-поручик Текели, настаивает на капитуляции и сдачи ружей.

— Разве ж мы в войне с москалями, коль требуют с нас огневого боя ружо? – удивленно спросил у старших молодой казачина.

— У кого сила, хлопчик, тот и на коне! – пояснил юнцу казак в шрамах, заставший еще походы Миниха на Крым. – На тебе, москальска царица, стальну штукенцию!

С этими словами старик с силой ударил своим ружьем о землю, погнув ствол. С приклада посыпались пластинки инкрустации из собачьей кости. Его примеру последовали товарищи.

— Геть до гетмана! Хай Разумовски слово кажет!

А что мог сказать Разумовский, который и гетманом-то уже не был и таковым его называли по привычке? Ничем он казацкой беде не мог помочь, да и не желал. Запорожцы еще не подозревали о том, что в степи в данный момент происходит окружение “паланков”, отдельных казачьих поселений.

— В совершенной праздности, гнуснейшем пьянстве и презрительном невежестве пребывало Запорожское казачество. И принимало к себе всякий сброд… – продолжал зачитывать Манифест подполковник Мисюров. – Само прозвание “запорожьский казак” есть оскорбление императорской величественности!