Шрифт:
(1) “Оскорбления величественности” срывали с груди русские медали “За услуги оказанные в войске в 1771 году” и, швырнув их в пыль, топтали ногами.
(2) Ныне село Покровское в Днепропетровской области.
(3) После ликвидации Запорожской Сечи часть “голоты” действительно ушла к туркам и образовала “Неверное войско Запорожское”. Заметим, все сдавшиеся казаки получали паспорта и право выбрать, как жить дальше. Основная часть впоследствии создала на российской Кубани Черноморское казачье войско.
Глава 13
В Батурине уже неделю стоял дым коромыслом. Хлебосольный хозяин, бывший гетман Малороссии и Войска Запорожского, а теперь просто самый богатый человек империи Кирилл Григорьевич Разумовский чествовал генералитет русской армии во всю ширь своей казацкой души.
День и ночь, сменяясь, играли музыканты. Стол в обеденной зале был постоянно накрыть, и за ним непременно кто-то сидел в любое время суток, тем более что господа штаб-офицеры из 1-й и 2-й армии, побратавшись и распив сообща не одну бутылку, счет времени малость потеряли за бесконечной вереницей превосходных вин и не менее превосходных наливок. У кого хватало здоровья, для тех всегда наготове были покладистые румяные девки. Особенно отличился в постельных баталиях молодой полковник Безбородко. Но и остальные не плошали. В общем, благодушное настроение витало в коридорах дворца Кирилла Григорьевича.
Только не оставляла тревога самого Разумовского и двух главных его гостей, графа Петра Александровича Румянцева и князя Василия Михайловича Долгорукова. Первого военноначальника за глаза уже прозвали Задунайским, в второго – Крымским. Ходили слухи, что императрица официально пожалует обоих генералов этими почетными прозваниями. Так было до победного марша Пугача на Москву, а как сложится дальше, никто не брался предсказать. Оттого и печалились все трое: будущее рисовалось им в черном цвете. Они сидели в кабинете хозяина и курили у распахнутого окна. На столике стоял полупустой графин с превосходной кипрской Коммандарией – крепленым вином, восходящим ко временам крестоносцев.
В назначенное время, как только часы пробили полночь, над водной лентой Сеймы вспыхнул малиновый шар салюта. За ним второй, третий. Потом затрещало и заухало на полнеба. Над самым берегом загорелся гигантский вензель императрицы Екатерины, а на воде распустились огненные цветы, превращая речную гладь в фантастическую поляну.
Полчаса свистело и грохотало над рекой, и когда шум стих, Долгоруков подначил хозяина дома:
— Поминки справляешь по Сечи?
— Торжествую! Мне эта вольница в печенку засела. Никакого с ней не было сладу. Так что, когда Петр Александрович предложил Сечь разогнать, я полностью его поддержал. Освоение степи – вот что нам нужно. А эти нехристи, вечно пьяные, знай себе гоняют колонистов.
— Сказал бы честнее: освоение моих земель.
Разумовский промолчал. Румянцев ворчливо заметил:
— И сколько же ты пороха пожог ныне, Кирилл Григорьевич? Небось на сражение хватило бы.
Хозяин усмехнулся.
— Ох и бережлив ты, Петр Александрович. Но не печалься. Запасено пороха достаточно. На еще одну такую компанию, как с туркой, хватит вполне.
— Да вот только не турка у нас нынче в противниках, – вздохнул Румянцев. – С османами-то все просто было. Увидел – бей. Бегут – догони и тоже бей. А тут… Слухи разные ходят. Говорят, что наши войска к самозванцу целыми полками переходили. А те, что в плен попадали, тут же присягали. Как тут будешь уверен в своих силах?
— У меня тоже бегут солдаты, – вздохнул Долгоруков, зная лучше всех из присутствующих, каково тянуть солдатскую лямку: он начинал военную карьеру рядовым, да еще штрафником. – Десятками. Особливо в Московском легионе, коего лучшие части в Крыму остались. А донцы развернулись и ушли на ногаев.
— Та же беда! – откликнулся Румянцев. – Все казачьи полки, кои на Харьков были скомандированы, растворились в степи. Вот и думай, куда навострились – к Пугачу аль на Дон? А малороссийские полки приходится потихоньку разоружать, окружив пехотными заслонами. Оттого и скорость марша невысока.
— Я без тебя, Петр, не решился на Москву идти со своими убогими силами. Поджидал вас в недвижении.
— Не вменяй себе в стыд, Василь Михалыч. У Пугача сила великая уже скопилась. Нас, вместимо, числом врага не запугать – приучились турку бить маневром. Но то – на равнинах. А в заокских лесах? Рубка страшенная наш ждет, вот что я тебе скажу. Одна надежа на выучку солдатскую. “Обряда службы” у Пугача нету. Толпой на нас повалят. Как правильно марш и лагерь устроить, то им неведомо.
— А как же гвардия? – с подковыркой спросил хозяин дома.
— Орлова самонадеянность сгубила, преображенцев – предательство.
— Гвардейцев сравнивать с богатырями Румянцева?! Те-то к парадам, а не к войне готовились, а задунайцы порохом кашу заправляли да не одну пару сапог в походах сносили, – заступился за коллегу Долгоруков. – Великую книгу ты, Петр, составил, хоть и малую страницами! Я твои идеи, в ней изложенные, у себя в войсках применил и через то знатного солдата воспитал.
Разумовский оживился:
— Интерес имею к новым воинским ухваткам. Расскажи нам, Петр Александрович, что за инвенции в военном деле ты сочинил или вынес из войны с османами.