– Поздно.
– сказала она сама себе и не стала никому ничего отвечать. Глядя в потолок, Авлия продолжила размышлять об этом дальше. Да, но и сами рахчаны с соктуками не были невинны. Гнев, алчность и безумие изменили их мышление так, что они перестали отличать виновного от невинного. Они готовы были уничтожать всё общество за то, что кто-то, не похожий на них, угнетал и мучил их самих, а также подобных им. Как же легко может измениться мышление. Вчера для тебя были ценны все жизни, а сегодня ты ненавидишь каждого, кто не принадлежит к твоему виду. Как же всё неидеально. И ей не верилось в искренность того, что сказал тот со светящимися глазами. Как можно в одно мгновение поменять своё мышление и заставить поступить таким же образом других?

– Человеческое сердце с самого рождения склонно ко злу.
– мой внезапно раздавшийся в квартире голос испугал её. Она вскочила, однако, увидев меня, облегчённо выдохнула и, потирая глаза, сказала:

– Кажется, мне скоро понадобится протез этого самого сердца, - чуть помолчав, она продолжила, - Я думала, ты оставил меня.

– Так и есть. Когда я понял, что ты не нуждаешься в моём присутствии, я развоплотился и воспарил над этим городом, чтобы озарить его своим взором. Но тебя я не упускал из виду.

– Какая честь. Ты, наверное, слышал, какую цену запросили рахчаны и соктуки за мою новую модификацию инструментария?

– На самом деле, модификаций было три.

– Что ж, значит, и о просьбе ты тоже знаешь, - чуть помолчав, она спросила, - И что думаешь? Они сдержат своё слово, если я обесточу их полигоны?

– А даже если не сдержат? Ты готова выполнить свою часть обещания?

– Дело не в этом. Но тебе, мертвяку, наверное, не понять, какова цена жизни. Если тут имеется хотя бы шанс того, что они решат уничтожить всю жизнь в Хаалисии, то я не собираюсь исполнять своё обещание.

– И тогда ты будешь виновна в грехе. Ведь модификации ты уже получила, а вы договаривались обменять усовершенствование твоего устройства на освобождение остальных рахчанов и соктуков от рабства Первосвященника.

Она призадумалась, а после отвечала:

– Да, ты прав. Я не могу поступить иначе. Правда – это моё оружие. И не сдержать своё слово – то же самое, что и солгать. В таком случае нет мне места среди журналистов.

– Как я и говорил, человеческое сердце с самого рождения склонно ко злу. Как же легко сгинуть в омуте греха.

– А я слышала, что дети – это самые безгрешные существа на свете.

– Почти верно. Дети только лишь начинают свой путь по своей жизни. Поэтому они могут совершать нечестие только лишь по незнанию. Однако, у них есть предрасположенность к этому. Ведь, наблюдая за этим развращённым миром, они очень быстро впитывают этот нечестивый настрой. Однако стоит только поручить им какое-нибудь стоящее дело, как здесь приходится прилагать усилия. Начинаются самые настоящие препятствия. Им тяжело делать то, что нужно, даже с наставником, когда как ничтожные дела они принимают с большой охотой без наставника и даже преуспевают в этом, становясь ещё хуже своих предков.

– Хуже? Да нет же! Родители, наоборот, стараются сделать своих детей лучше. Каждый отец или каждая мать хочет, чтобы их чадо было во всём лучше их. Разве не так?

– Всё так. И они сосредотачивают всё своё внимание на том, чтобы дать ему лучше образование, найти лучшее место работы, устроить его жизнь так, что потоком ни в чём не нуждался. Но, представь, что у таких родителей есть один изъян. К примеру, они привыкли везде и во всём обманывать. Даже если их потоком и вырастет успешным, то над этим успехом он работал всю свою жизнь. Более того, он может оступиться, и в один миг лишиться всего этого успеха. С другой стороны, он совсем никаких усилий не прилагал к тому, чтобы учиться говорить неправду. Он вырастает с мышлением о том, что в неправде нет ничего зазорного, и пользуется ею везде. На опыт родителей накладывается его личный опыт, после чего в итоге получается первоклассный лжец. И этот порок получит продолжение в его потомке. Грех растёт и улучшается, когда как стремление к лучшему может в один миг угаснуть. Тому, кто имеет честную репутацию, хватит лишь единожды оступиться, лишь один раз поддаться слабости и сказать неправду, как на его репутации останется пятно. Да, конечно, все окружающие будут заверять его в том, что в этом нет ничего страшного, да и сам он постарается уверить себя в этом. Но если быть на чистоту, это пятно никуда не денется. Каждый будет помнить этот случай, а сам виновник так и вовсе будет на стену лезть от того, что он это когда-то свершил.

– Ого, а ты точно нежить, вестник смерти? Слишком уж глубоко мыслишь для того, кто является существом тлена и разложения.

– Скажи мне, чем пахнет?

Она принюхалась:

– Ничем.

– Верно. Запах трупного разложения очень резкий и неприятный. Если бы я был, как ты говоришь, существом тлена и разложения, тогда бы ты не могла находиться рядом со мной.

– Ну так, значит, ты умер уже давно, и вонять нечему.

– Ты была невнимательна, когда я тебе рассказывал о нашей сущности. Потому что мы не тлен и разложение. Эти процессы происходят как раз таки без нашего вмешательства. Там, где воняет гнилью, нас нет. Смерть у многих может вызвать разные ассоциации. Для кого-то она – это, и в самом деле, процесс истлевания. Для кто-то – конец. Для иных – начало. Но есть ещё одно. Смерть – это искупление. Это плата за грех. Это итог несовершенства. Умерев, существо, очищается от греха. А потому тот, кто с помощью зора – силы смерти – обращается в бессмертного, безгрешен. Отсутствие греха – это основание для совершенства. Наша сущность – итог совершенства. Мы лишены эмоций и чувств, у нас нет желаний и грёз – того, через что грех может вернуться в нас.

– Ого. Ты перевернул мой мир. Я всегда думала… Да и многие думали… Даже нет, многие были уверены, что нежить – это ходящие трупы, которые продолжают вонять и разлагаться. Но погоди, допустим, я умерла, лежу и медленно превращаюсь в скелет. Тут приходишь ты, воскрешаешь меня. И что получится? Я буду ходить как полуразложившаяся уродина?

– Плоть – ничто. Важен лишь дух. Зора – это дух или движущая сила, то, что заставляет твои органы работать и твоё тело двигаться. Без духа ты была бы просто телом с органами. Когда ты погибнешь, твой дух выйдет из тебя. Если я воскрешу тебя, зора войдёт в тебя и станет твоим новым духом. Он займёт его место и будет управлять твоим телом. Твоя душа и твой дух – вот вся ты. Процессы разложения остановятся. Ты можешь решить, как тебе быть с собственной плотью. Можешь избавиться от неё вовсе, чтобы стать духом, а можешь вернуть всё, как было, чтобы остаться такой, какой ты была до обращения в бессмертную. Ты будешь помнить всю свою жизнь, в тебе останутся все особенности твоей личности. Но только теперь не будет чувств. Если при жизни ты не можешь представить свой день без этих вкуснейших какадов, то после смерти ты будешь только лишь помнить, что они тебе нравятся. Но испытывать непреодолимого желания во что бы то ни стало съесть их ты не будешь.