Шрифт:
Мистико-экстатические переживания, получившие изображение в изучаемых тестах, были весьма разнородны. Их главные формы — видение, явление и аудиция.
Видение (лат. visio, нем. Vision) — это мистический опыт, при котором харизматик покидает пределы дольнего мира, переносится в потустороннее пространство и визуально воспринимает его, причем ему открывается некоторое ранее скрытое от него содержание голосом сверхъестественного персонажа либо с помощью непосредственного, «влитого» знания.
Явление (лат. apparitio, нем. Erscheinung) — мистический опыт, при котором харизматик остается в бытовом пространстве и воспринимает его, однако при этом харизматика посещают пришельцы горнего мира, которых он видит и с которыми общается.
Аудиция (лат. auditio, нем. Audition) — это мистический опыт, состоящий в акустическом и не сопровождаемом визуальным рядом восприятии голоса сверхъестественного персонажа, которым озвучиваются высказывания самого разного рода. Аудиция близка к явлению в том смысле, что не предполагает перехода из одного пространства в другое.
Все выделяемые П. Динцельбахером виды контактов с потусторонним: однократные и многократные, длительные и краткие, неожиданные и ожидаемые, снабженные и не снабженные последующим толкованием, ведущие и не ведущие к мистическому единению; содержащие в себе угрозу наказания, поощрение, обетование, передачу повеления, разрешение застарелой проблемы и персональное утешение (см.: Dinzelbacher 1981) — все эти виды контактов встречаются в женских визионерских текстах южной Германии 1-й половины XIV века. Независимо от своей разновидности они являются функцией практикуемого языка и конструируются, в содержательном отношении, указанным выше способом. Однако это лишь одна сторона медали. Вторая заключается в том, что, будучи выстроено субъективными усилиями харизматика, и притом вполне предсказуемым образом, полученное содержание воспринимается им в объективированном виде, как не зависимое от него и дарованное ему извне.
От собственно видения, явления и аудиции следует отличать условия их протекания. Основным из таких условий является экстаз (греч. ????????, лат. stare extra): восторженное состояние, высшая степень воодушевления, доходящая до исступления. Имея своим образцом восхищение ап. Павла (см.: 2 Кор. 12: 2), экстаз представлен в изучаемых нами текстах формами индивидуального и, редко, группового («Тогда, как кажется, в восхищении оказался весь конвент». — ChE2 20), подготовленного и неподготовленного, подвижного и неподвижного экстаза, а также экстаза с сохранением либо без сохранения телесных ощущений (ср. письмо Жака де Витри). Неизвестен нашим текстам остался лишь токсический экстаз, практикуемый религиозными сектами Нового и Новейшего времени. Подвижной экстаз время от времени сопровождался глоссолалией, в ходе которой, как видно из «Откровений» М. Эбнер, могло многократно повторяться (выкрикиваться) имя Иисуса Христа. Впрочем, экстаз — в том числе сознательно вызванный самобичеванием, чтением страстей, созерцанием распятия — был лишь одной из форм порогового, пограничного состояния. Другие его формы: страдание (спровоцированное аскетическими упражнениями), тяжелая, затяжная болезнь и предсмертная агония — также чреваты видениями, явлениями и голосами-аудициями.
Из непороговых состояний достойны внимания в интересующем нас отношении сон (М. Эбнер), а также то, что в восточной аскезе называется «тонким сном»: краткая дремота «в стуле своем» во время исполнения многочасовых молитвенных правил (Г. Сузо). В эти мгновения телесной пассивности активно и причудливо сочетаются смыслы, полученные при чтении молитв: образы, клише и мотивы. Так, монахине обители Унтерлинден Хайльраде де Хорбург явился — после того, как она провела рождественскую ночь в коленопреклоненных молитвах и затем на рассвете присела отдохнуть на скамью, — Господь Иисус со словами: «Проси Меня, о чем пожелаешь» (Un. 459).
И все-таки, как можно убедиться при чтении публикуемых переводов, большая часть созерцаний приходится на периоды дневного сознания харизматика. Но это дневное сознание особого рода, а именно в пределах традиции и перформативной практики, со многими признаками порогового состояния. В контексте общей гиперсемантизации предметной реальности харизматик переживает себя как живую метафору: монахиня — невеста, матерь Христова. Ее постоянное состояние — быть вне себя, stare extra se в своей роли, причем происходит утрата тождества себе и поиск новой идентичности в медитации, видении, созерцании и аудиции: как сораспятой Христу, матери и невесты Христовой.
В воскресенье пред Рождеством, когда конвент сидел за вечернею трапезой, начало смеркаться, и нужно было зажигать огни. Тогда сия сестра (А. Лангманн. — М.Р.) подумала про себя: «Ах, Господи, так обычно делают на свадьбу: когда темнеет, возжигают свечи. А кто же нынче невеста?» <...> Тут перед ней зажгли свечку, и ее осенило: «Благо мне! Невеста-то — я». И вот к ней подошел наш Господь и наделил ее таким благом, что она едва сумела подняться из-за стола, и ее пришлось отводить в келью. Она же разразилась громким смехом и принялась беседовать с Господом нашим.
С. 153 наст. изд.Как видим, дневное сознание при переживании себя как метафоры: пророка, судии, ратника Христова — многочисленные примеры из раннего Нового времени см.: Wentzlaff-Eggebert 1969 — является, по существу, вялотекущим экстазом. Его отличают постоянство, высокая степень индивидуальной мобилизации, а также (укажем, отклоняясь от непосредственной темы исследования) исключительная, нередко осознаваемая как чудо, эффективность действий в исторической ситуации.
III. Генрих Сузо: построение автоагиографии