В тот год, когда померла, она всякую ночь поднималась и пела зычным голосом. Если сестры спрашивали у нее, отчего она поет во сне, она отвечала: «У меня ликует душа, ибо к ней приближается вечная радость». Когда приблизилась смерть, она послала за женами и сказала: «Милые детки, нынче я узрела во сне, что ко мне явился некий юноша удивительной красоты и сказал, что меня вызвал к своему двору некий Король и мне пора собираться в дорогу. Я ему возразила: “Прошло много лет, как я оставила двор и разучилась правилам вежества, да и нет у меня красивых нарядов”. Он отвечал: “Не заботься об этом, тот Король, к чьему двору тебя пригласили, сможет тебя хорошо обучить и даст тебе прекрасные платья”. Благодаря этому сну я уразумела, что должна умереть. Уложите же меня в лазарет». Когда она туда шла, то по дороге увидела яблоню, та удивительно красиво цвела. Гедраута сказала: «Дайте мне немного постоять под деревом». Вдруг она принялась горько рыдать и сказала: «Ты была еще недавно сухой, а теперь столь прекрасно цветешь. Я же так долго в монахинях, а всё никак не исправлюсь!» Затем она приобщилась Святых Тайн и упокоилась с миром.

Одну сестру звали Альхайт из Гриндлаха [350] . Сия была некоторое время перед смертью больна, а когда умерла, то явилась одной надежной жене. Та спросила, как с ней обстоят дела. Альхайт отвечала: «Ныне я в Царстве Небесном, и сквозь меня светит Святая Троица, наподобие солнца. Я стала подобна некоему образу, проглядывающему через кристалл. Так сияет во мне Божество. Сию благодать я заработала тем, что мое сердце было во всякое время с Богом».

Одну сестру звали Хедвигой Регенсбургской, она была весьма и весьма престарелой. Сия хотела избежать [пения в] хоре, ибо ничего в нем не смыслила. Тогда ей сказал некий голос: «Ступай в хор, здесь снаружи ты разумеешь так же мало, как и внутри». Тогда она возымела столь большую любовь к хору, что стала его ревностно посещать, как бы больна ни была. А однажды меж двумя звонами, когда созывали к заутрене, ей явился Господь наш, каким Он был в тридцать лет. А она сказала Ему: «Возлюбленный Господи, мне теперь нужно читать заутреню».

Однажды во время коллаций [351] она стояла в хоре, конвент между тем сходился к вечерней молитве. И тут все заметили, что ее сердце светится сквозь одеяние, наподобие солнца, как бы через стекло.

Когда Хедвига была еще бегинкой в миру, король Конрад дал своим ратникам власть над женами в духовном чине [352] . Она находилась в нужде и опасности, бежала, ибо опасалась за свою честь, а в сердце у нее запечатлелись такие слова:

Эти самые слова так пришлись ей по сердцу, что впредь она напевала их снова и снова, если хотела порадовать себя, вспоминая о том, как оными словами Бог утешал ее в скорби.

Прежде чем скончаться, сия Хедвига хворала, однако в болезни была весьма терпелива. И вот случилось, что как-то в день Сретения, когда конвент был на процессии [354] , ей явилась Владычица наша Мария — вместе со своим возлюбленным Сыном, сия участвовала в ходе вместе с общиной. Затем она приблизилась к постели Хедвиги и прорекла: «Готовься, скоро отыдешь в вечную радость. Там Мы, я и мой Сын, воздадим тебе за всё, что ты выстрадала за Нас». Через несколько дней после этого она умерла. Но, прежде чем упокоиться с миром, поведала об этом одной женщине, бывшей у нее келейницей.

А одну сестру звали Димут Нюрнбергской. Сия была тою самой, что жила среди первых сестер и никогда не была в восхищении [355] . За всю жизнь Бог так и не сподобил ее особенной благодати. И, однако, она была святым человеком, как в жизни, так и в том, что касалось орденского устава: в бдении, посте, в молчании и молитве. Когда она должна была уже вот-вот умереть, то повторяла нам снова и снова, как следует угождать Богу. Сия испытывала столь великое томление по телу нашего Господа, что, когда его проносили чрез лазарет и собирались дать какой-нибудь другой жене, она не могла удержаться и громким голосом вопила: «Увы, дайте же его и мне!»

После своей кончины она явилась одной из жен в свете и без всякого серого цвета, ровно так, как ходила прежде в орденском облачении [356] . Та принялась ее уговаривать, чтобы она ей поведала, что с нею случилось в последний час. Димут сказала: «Со мною всё благополучно, и слава Богу, что я когда-то родилась человеком. Бог даровал мне при кончине три сугубых благодатных дара [357] . На меня снизошел Святой Дух в образе великого пламени, и я подумала, что комната вот-вот загорится. Посему я сказала некоторым сестрам, — и Димут назвала их: — “Не погасите ли его?” Второй же дар был таким. Когда я маялась по телу нашего Господа, явился святой Мартин в образе епископа. Он был в роскошном епископском облачении и преподал мне в последний мой час тело Господне. А третий дар заключался в том, что моя душа беспрепятственно и безо всякой заминки взошла из моих уст к небесам, и весь мой путь был увешан горящими лампадами, как о том написано в легенде о святом Бенедикте» [358] . Вопрошавшая сестра раньше об этом ничего не слыхала. Она спросила, следует ли ей молчать об услышанном. Но Димут отвечала: «Ты должна об этом рассказать. Я для того и вернулась, чтобы возвеличилась слава нашего Господа». И пока вечером по ней пели вечерню [359] , той сестре явилось в духовном видении, что наш Господь указывает на Димут ангелам и святым со словами: «Посмотрите, на земле у Меня было еще одно сердце, которое воистину любило Меня».

Другую сестру звали Бертой Макерин Нюрнбергской. Она болела уже задолго до смерти, и болезнь ее сопровождалась многими болями, хотя расслабленной она не была. Когда ее предупреждали о близкой кончине, она всегда говорила: «Я не умру ни за что, если только не придет царь Давид и не извлечет звуками арфы мою душу наружу». По наступлении времени, когда Бог восхотел положить ее страданьям конец, она после вечерни послала за приорессой, чтобы та поскорей приказала ее соборовать. Но все жены были против этого и говорили: «У тебя нет никаких признаков скорой кончины, ты нередко чувствовала себя много хуже». Берта, однако, не хотела оставить того, что затеяла, и ее пришлось соборовать, она же сказала племяннице: «Оставайся сегодня со мною и не ложись спать». Так та и сделала и сидела подле нее, а Берта с нею беседовала, и притом очень разумно (с нею такое бывало время от времени), особенно же о том, как ей довелось пострадать. Когда наступила полночь, она воскликнула: «Благо мне, что я некогда родилась человеком! Я слышу самое сладостное бряцание струн, какое едва ли когда-нибудь доводилось услышать хотя бы одному человеку. Я умираю, молитесь обо мне!» Спустя немного времени, когда конвент читал заупокойную [360] , она преставилась.

Некую сестру звали Гует из Дитенхофена [361] . Она пришла к нам вместе со своею сестрой из «Святого Креста» в Регенсбурге [362] . Сия была очень набожным человеком. А незадолго до ее кончины перед нею в образе малого Дитятки играл наш Господь и обещал поступить с ней по Своей милости. Вскоре после этого она умерла.

Другую сестру звали Альхайт Ортлибин Нюрнбергской. Однажды ночью она забрела в спальне не туда, ибо огонь был погашен. И тут ей явился Господь наш в великом сиянии и Сам отвел ее в келью. Он беседовал с ней весьма милостиво и хотел сделать ей много добра. И тогда она спросила Его: «Господин, кто же ты?» А Он ей в ответ: «Меня зовут Rex regum et dominus dominancium; Я — Царь царей и Господь господствующих».