Это был я. Просто выглядел я совсем по-другому. Как будто у меня нежданно-негаданно объявился брат-близнец, с которым нас разлучили сразу после рождения, и вырос он в какой-нибудь деревне. Никакой домработницы у него не было, учился он в обычной сельской школе и вставал в четыре утра, как мой отец когда-то, чтобы перед первым уроком еще успеть переделать кучу дел по хозяйству. И волосы гелем он никогда в жизни не укладывал. Неужто я теперь - не первый красавец? А может, я и не был им вовсе?

Правда, тяжелая, неприятная, наваливалась на меня, точно глыба.

– К Тосе очередь из ухажеров стоит, - продолжал мой новый приятель. На нее столько глаз положено - мама не горюй. Забудь. Она, к тому же, не деревенская - из Ленинграда приехала.

– Ничего, - бодро сказал я, вспомнив к месту бабушкину поговорку.
– Нет таких крепостей, чтобы большевики не брали. Моя будет девочка.

– Охолонись, болезный, - по-простецки успокоил меня Толик, и его говор чем-то напомнил мне манеры моей бабушки. Она всегда изъяснялась просто и даже жестковато, но всегда к месту.
– И скромнее себя веди. Ты ж вторую неделю только у нас работаешь. Если так будешь выделываться - с работы выпрут. А еще, того и гляди, аморалку пришьют. Поедешь обратно в свою деревню хвосты коровам крутить.

– Обратно? Сам-то откуда приехал?
– огрызнулся я, почувствовав, что краснею. Такого со мной отродясь не бывало.

– Такая же "лимита", как и ты, только из другой деревни - просто ответил Толик, и от его простоты мне как-то стало не по себе.

Девочка, на которую я положил глаз, усердно читала книжку. Обиженный отказом, я решил поиграть в излюбленную игру "Кошки-мышки" и тоже нарочито небрежно отвел взгляд, уставившись на мужчину, который теперь стоял совсем рядом со мной и читал газету. Бессмертные слова классика: "Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей" всегда работают. Обладатель шикарных бакенбард, соблазнивший не один десяток женщин, знал толк в женской психологии.

Газета, которую читал мой попутчик, была явно свежей, от нее пахло типографской краской. В левом верхнем углу красовался герб со знаменитым вождем - Владимиром Ильичом Лениным, а справа от герба было крупными буквами напечатано название: "Правда". Ниже стояла дата тиража: "Понедельник, 25 августа 1958 года". Еще ниже шел крупный заголовок: "Главное в советском спорте - массовость и мастерство!". Мужчина увлеченно читал про себя газету, шевеля губами... А я, отбросив последние попытки хоть как-то притянуть за уши любое адекватное объяснению моему нахождению в этом странном месте, смирился с действительностью. Будто бы меня подтолкнуло к этому название газеты.

Все происходило взаправду. На улице действительно стоял не морозный январь, а теплый, даже жаркий август. Мужчина, читающий газету, очевидно, работал не в цеху, а где-то в кабинете, поэтому был одет, несмотря на жару, в шерстяной костюм. На его крупной шее, которой было явно тесно в узком вороте застиранной рубашки, проступали крупные капли пота. Пассажир, избавивший незнакомую девочку от моего пристального внимания, был почти совершенно лысым. Этот факт, по всей видимости, его расстраивал, поэтому он зачесал остатки волос с боков наверх, как и многие лысеющие мужчины. Я, если честно, этого никогда не понимал. Хвала небесам, у меня вполне приличная и довольно густая шевелюра. А лысеть для мужчины - совершенно не страшно. Побрился налысо - и ходишь себе, красивый и брутальный. И на шампуне экономишь. Если это, конечно, кому-то нужно.

Но сейчас речь не об этом. Значит, все произошло взаправду, и сейчас я на самом деле нахожусь в Москве пятидесятых. На мне какие-то уродские ботинки, точь-в-точь такие же, как на моих новых приятелях - Толике и Мэле. Странное, кстати, имя у последнего. Может, иностранец? Да не, вроде не похож. Те вроде даже в СССР поприличнее одевались. А еще на мне какая-то стремная куртка, застиранная рубаха и широченные штаны, которые, по-моему, даже клоун в цирке носить постесняется. Выгляжу, как чучело.

Впрочем, мой внешний вид совершенно ни у кого не вызывал удивления. Все мужчины вокруг были одеты примерно одинаково. Похожих фасонов рубашки, куртки, штаны... У девочек - легкие платьица, не скажу, что некрасивые, но больше трехсот рублей я б за такой прикид не отдал. А вот за общение с той приятной попутчицей я бы отдал гораздо больше...

Внезапно мою голову посетила новая мысль: а что вообще у меня сейчас с бабками? Никогда бы не подумал, что этот вопрос будет меня волновать. Я сунул руку в карман, стараясь не толкнуть стоящих рядом пассажиров. Я и так почти висел на ступеньке. Пальцы нащупали пригоршню каких-то монет и одну-две купюры. Я вытащил все это добро на свет. Толик, как ни странно, ничуть не удивился.

– Давай мне, передам за тебя, - кивнул он и тоже достал из кармана монетку.
– Мэл, и ты давай!

Мой другой новый знакомый, который из-за высокого роста едва ли не задевал головой потолок автобуса, читал какую-то книгу. Не отрывая от нее взгляд, он тоже достал из-кармана блестящую монетку и отдал Толику.

– Денька!
– окликнул Толик кого-то впереди, наверное, кого-то из знакомых.
– Брось, будь другом, а?

Маленький худенький парнишка, стоящий впереди, неподалеку от какого-то странного устройства, поднял руку в знак приветствия, протянул ее, взял деньги и бросил в агрегат.