Пурпурная гостиная

Дамы с интересом рассматривали помещение: мягкий свет от множества свечей создавал уютные переливы на глянцевом паркете и бисере раскиданных по полу подушек. Зима подошла к концу, холода не отступили, но сегодня выдался на редкость тёплый день, пол быстро прогрелся, и я не побоялась подобного новшества. Всю мебель заранее вынесли, лишь несколько мягких табуреток стояли у самых стен вместе с комодами, заставленными цветами. Цветы пестрели и из напольных ваз. Воск, горящая древесина и тонкий медово-ванильный аромат перуанского гелиотропа сплетались в мелодию, сравнимую с лучшими французскими парфюмами, которую не смогли перебить даже щедро надушенные дамы.

Они прекрасно понимали, для чего на полу подушки, но никто не решался сесть первым.

— Мои дорогие гостьи, — проговорила с улыбкой. — Сегодняшний вечер — не светское мероприятие, мы можем почувствовать себя свободно. Мужчины сюда не зайдут, если хотите, нам принесут домашние платья и помогут расплести причёски. Если кто-то захочет остаться на ночь, мы предоставим каждой комнату и прислугу.

— Отдых от суеты, — проговорила княгиня Елена Павловна и уверенно опустилась на подушки. Конечно, она была приглашена, но никто не ожидал, что приглашение будет принято. Её присутствие делало наше скромное собрание куда более высокоранговым. Однако, как самая знатная особа среди присутствующих, она повела себя наилучшим образом, позволяя всем расслабиться.

Постепенно дамы расселись, отдав верхние накидки прислужницам. Вскоре и я села к остальным, чувствуя на себе любопытные, но молчаливые, взгляды.

— Мне очень приятно, что вы приняли приглашение, дамы. С минуты на минуту принесут чай, и я бы хотела предложить вам немного порисовать.

— Порисовать? — переспросила Катерина Тютчева. — И что же вы хотите порисовать?

— Мы можем дать волю нашей творческой мысли, — улыбнулась. Вошли Лара и Светлана, принесли чай.

Дамы чувствовали себя непривычно — без стола, сидя на полу с чашками и блюдцами в руках, но при том странным образом продолжали выглядеть изысканно.

— Это похоже на пикник, — отметила Анна Буткевич, жена отставного офицера и сестра Некрасова. Он-то меня с ней и познакомил, настояв, что она просто обязана быть среди сегодняшних гостей. Конечно, отказать я не могла ни в коем случае, тем более Анна слыла женщиной образованной и интересной. — Чудесное решение, ваше сиятельство.

— Благодарю.

— Вы очень похожи на тётушку, — сказала Тютчева. Очевидно, говорила она это не для меня, а для всех остальных, пожелав принять непосредственное участие в опровержении досужих сплетен. — Помню, в детстве я была восхищена её красотой, да и сейчас… Как жаль, что она покинула Россию.

— Ну что вы, мне далеко до тётушки. Сходство можно отметить разве что если не вглядываться.

— Не скромничайте, — махнула пухлой изящной ручкой Саша Мельникова. Поговаривали, в неё влюблён овдовевший лет с десять назад Шереметев, и именно через неё я собиралась к нему подступиться. — А уж как вы стройны! Под вашими обычными одеждами и не разглядишь. Ваш муж, наверняка, в восторге.

— Он никогда меня не видел, — призналась. — А сейчас слишком болен, чтобы разглядеть во мне хоть что-то для себя интересное.

— Это ли не прекрасно? — улыбнулась Тютчева. — Вы в браке, но в то же время нет — можете посвятить время себе, не страдая от давления общества. «Старая дева», знаете ли, удручающее клеймо.

Дамы закивали.

— Не могу не согласиться, — улыбнулась.

— И всё же каждое сердце жаждет любви, ma chere, — Елена Павловна положила руку поверх моей. — И, конечно, стоит молить Господа Бога об этом. Кто знает, что будет завтра?

— Ваша светлость! — дамам понравился двусмысленный намёк.

— Ну что вы, — княгиня покачала головой, хотя прекрасно знала, какое впечатление произведут её слова. — Я о бытности вдовы! Уверена, в этом качестве наша прекрасная Лизавета пробудет недолго. Знаете, у меня появилось новое увлечение — читать стихи, которые господа посвящают этой пташке. Иногда довольно недурные.

— Где же вы их берёте? — удивилась жена князя Мещерского.

— Вы знаете, это вовсе не трудно, я ведь покровительствую творческим людям, да и мой племянник… — княгиня заговорщически понизила голос, — без стыда выдаёт мне все имена, а его память позволяет ему цитировать то, что влюблённые сердца изволят декламировать на мужских встречах. Конечно, наиболее встречающаяся рифма — это «пали и вуали».

— Надеюсь, они не слагают стихи о том, как я лишаюсь одежд! — возмутилась.

— Ну что вы, обыкновенно «пали» касается непосредственно влюблённых, как, например «к ногам мы раболепно пали, в надежде — наградят вниманием вуали», — процитировала княгиня.

— Ваша светлость выбрали самый посредственный из всех вариантов, я надеюсь, — ужаснулась Тютчева.

— Отнюдь, — хохотнула княгиня.

— Господам стоит преподать уроки поэзии!

— А мне думается, и неприличные стихи они пишут, только вот князь, скромная душа, не решается вам это цитировать! — заговорщически отметила Буткевич.