— Помнится, ваши семьи выделили специалистов, по паре в каждый уезд — для обучения моих крепостных. Срок их работы истёк и, скажу я вам, отработали они успешно — воспитали почти три сотни знатоков своего дела. Каждый теперь может и сам обучать.

Подземельный, потянувшийся за сахаром, замер.

— То есть мы от этого дела теперь свободны?

— От этого, — выделила интонацией, — свободны.

— А от какого же — нет? — он прищурился.

— Напомню вам, что каждая школа и госпиталь, построенные в моих имениях с вашей помощью, являются вашей собственностью и вашей ответственностью.

— Не было печали, — фыркнул Степан. — И что же?

— Надеюсь отныне вы займётесь ими вплотную. Условия всё те же — обучение моих крестьян, если хотите — расширяйте места и берите людей из других уездов, но для моих людей — особая квота. Стипендии. Лечение. Припоминаете?

— Припоминаем…

— Земля, пока действуют учреждения, в вашем безраздельном пользовании без какой-либо платы.

— И это помним, — кивнул Подземельный.

— Однако я больше не смогу следить ни за успехами, ни за провалами, ни за развитием. Учебные программы, методы лечения, число специалистов, сохранность зданий и территорий, а главное — эффективность всего этого, — под вашим контролем.

— И вы сомневаетесь, что мы в будем этим заниматься? — Безруков, кажется, немного обиделся.

— Скорее, Виктор Викторович, я надеюсь — что будете, а на сомнения у меня попросту нет времени. Вы сами видите необходимость подобных учреждений, в перспективе можете оценить и доходность — можно выделить места для платного обучения, сдавать классы, лечебные кабинеты, да даже лаборатории для аптечного производства — что угодно. Уйма возможностей.

— Вам не стоит беспокоиться об этом, — Виктор Викторович мягко улыбнулся, — столько ваших сил было вложено — мы не посмеем пустить всё на самотёк. Конечно, это потребует от нас больших усилий, но, полагаю, ваши управляющие смогут ввести нас в курс дела.

Подземельный искоса глянул на друга, положил в рот кусок сахара и не стал спорить — согласился с решением. Конечно, заниматься чем-то столь ответственным он не хотел, однако понимал, что рано или поздно ему придётся, и почему бы не начать с земских больниц перед тем, как все дела отца взвалятся на его плечи.

— Папенька будет рад, — пробурчал он.

— Определённо, — улыбнулась. — Словами не передать, как я благодарна вам за согласие.

— А вы спрашивали? — удивился Степан. — Поставили перед фактом!

— Но ведь и вы могли отказать.

— Не вам, чудесная Лиза.

— Не ёрничайте, — отмахнулась. — Просто и вы понимаете, как перспективно это дело.

— Понимаю. Что же, тогда — составим необходимый акт…

Тут же встрепенулись поверенные. Итак, этот вопрос решили. Кажется, иных дел здесь у меня совсем не осталось.

Странно, что отъезд мой так затянулся — каждый день его переносят по разным, часто надуманным, причинам. Впрочем, до сего дня мне это было на руку, а теперь — оттягивать неизбежное нет никакого желания.

Остаётся только ждать.

Санкт-Петербург

Реализация плана требовала времени — Демид хотел, чтобы всё прошло по правилам, но в то же время незаметно. Подал прошение в церковь, договорился со священником на нужную дату, через знакомого получил разрешение в дворянском собрании. Обручение, конечно, им пришлось пропустить, да и трёх недель, чтобы дать всем несогласным возможность озвучить своё «нет» у них не было. [10] Впрочем, Демид считал, они ничего не потеряли.

Приплатив там, договорившись здесь, упросив тётушку всеми способами оттянуть отъезд Лизы, он, наконец, организовал то, что планировал — тайное венчание, которое теперь имело хотя бы вид законности. Конечно, они не последние люди в государстве, сам император может аннулировать этот брак, но Демид надеялся на всеобщее благоразумие и — снова — на тётушку. Хотя, конечно, и от неё он скрыл свой план — Лиза княгине нравилась, но не настолько, чтобы лишаться племянника. Никому не выгодно отпускать из столицы двух последних носителей дворянских фамилий.

Но! Если всё обернётся против них, если император, тётушка — а может даже кто из священников — вознамерятся им помешать, Демид планировал бежать из столицы и начать новую жизнь с Лизой.

Нужно ли ей это? Такими вопросами он не задавался. Вновь и вновь — эгоистично, но Демид смирился с этой чертой своего характера. Не то чтобы он замечал за собой ранее этот эгоизм, но теперь его жизнь, его способность чувствовать, переменились. Кажется, с Лизой он ощутил что-то, чего никогда не ощущал и с чем не расстанется ни в коем случае.