— Я согласен с вашими утверждениями, но отчего вы заговорили об этом? Честь, ценность?

— Покрывало твоей жены напоминает мне о родине. Воистину, скромность — это украшение верующего, а женское покрывало — знак её чести. Раньше подобное могли позволить себе лишь женщины высших сословий. Вы ведь дворянских кровей? — Демид кивнул. — Аллах сказал: «Опускайте взоры свои и оберегайте целомудрие своё», и вы оба — славно следуете этому завету.

— Господь определил это каждому верующему, — тихо проговорила Лиза. — Наказал каждому посланнику передать об этом их общинам, и так — со дня сотворения земли.

— Как отрадно слышать речь знающего, — старец почтительно кивнул. — Что же вы хотите услышать о Бухаре?

— Всё, — Лиза, переполненная эмоциями, прижала руки к груди. В этом худом, крохотном старце она увидела что-то родное. Он словно бы отражал вековую историю и мог поведать ей столько неведанного доселе, что становилась даже страшно от того, как мало Лиза прожила в сравнении с его годами, как мало она видела и как мало знает.

— Ах, Бухара!.. — воскликнул он. — Мать мне, и сестра, и дочь — живая, прекрасная своими днями, но ещё красивее — ночами. Как много сердец бьётся в ней, как много улиц рассекает её словно вены — тело, как шумны её площади!

В каждом его слове было столько любви, что Лиза ненароком вспомнила родной Кавказ. Кажется, её любовь и в подмётки не годится той, что испытывал старец. Он рассказывал о языках, на которых говорят в Бухаре, о товарах, какими там торгуют, о книгах, которые пишут их учёные, о десятках институтов — для мужчин и женщин, о медицине, которая во многом опережала весь мир. Но особенно благоговейно он рассказывал о мечетях, по его словам столь красивых, столь искусно расписанных, что каждый раз ты находишь в её узорах что-то новое.

— Но ведь то можно сказать о Стамбуле, Ташкенте, Казани… — Демиду было интересно, что скажет старец на это. Лиза же возмущённо стукнула его под столом.

— Но могут ли они похвастаться тем, чем Бухара? — загадочно и довольно протянул бухарец.

— Чем же?

— В Бухаре хранят знания тысячелетий!

— Как же это? — Лиза затаила дыхание. Казалось, старец знал, что она хочет услышать и затрагивал самые чувствительные струны её души.

— Бухара полна домов, что больше дворцов султанов, но живут там не люди — книги!

— Библиотеки? — осторожно, не желая обидеть, уточнил Демид.

— Они! Туда приходят ищущие знания, там открывают уроки — учат астрономии, медицине, философии, но главное — религии. Мы называем это медресе.

— И туда может прийти каждый?

— Всякий — бедняк, богач, ребёнок, взрослый. Для женщин в Бухаре открыты дома без мужчин, чтобы не смущали разумы друг другу.

— А что за книги в этих библиотеках?

— Есть печатанные брошюры последних десятилетий, но есть — и манускрипты, древнее которых не найти по всему миру. Эти книги помнят руки великих учёных.

Демид смотрел на сжатые кулачки жены, понимая, её сердце уже там — среди тысячи книг, под сводами загадочных медресе.

Когда они вернулись в комнату, Лиза, перенасытившись разговором, тут же уснула, а Демид не смог, продумывая их дальнейший путь. Он вновь спустился вниз: старец всё ещё сидел у камина и поприветствовал его, как старого друга.

— Как нам попасть туда? В Бухару?

Они говорили до самого утра. Спустя час после рассвета в постоялый двор прибыл почтальон, передав хозяину письма.

— Тут вашей жене.

Письмо было для Лизы. Попрощавшись с бухарцем, Демид вернулся к себе. Лиза уже не спала и тут же прочитала письмо. Цыкнула.

— Что там?

— Мы едем в Бухару.

Демид улыбнулся. Ему было приятно осознавать, что он хорошо знает свою жену — за эти годы не полностью, но смог её разгадать.

Письмо же было от Витьки — он писал редко, но всегда по делу, докладывая барыне обо всём самом важном. Новости были нерадостными.

«Ежели вы на пути обратно — тутъ справятся и безъ васъ. У?зжайте, барыня, куда подальше, зд?сь вамъ больше не м?сто. Передано мн? вашими знакомыми, что хотятъ васъ въ столиц? запереть. Да не какъ птичку, а какъ мышь въ мышеловк?.

По им?ньямъ вашимъ рыскаютъ, вынюхиваютъ. Дов?рія у опред?ленныхъ лицъ къ вамъ не прибавилось — жизни вамъ тутъ не дадутъ, за каждый шагомъ хотятъ сл?дить, каждую вашу копейку — считать. Ежели вернетесь — о путешествіяхъ можете позабыть. Головное им?нье давно подъ надзоромъ, бывало, въ город? ловили слугъ — разспрашивали о васъ. Васъ тутъ ждутъ, но не съ распростертыми объятіями, а съ кандалами и плетью.

Но то полб?ды. Реформы не привели къ тому, чего всё ждали. Люди б?дн?е, ч?мъ раньше, бояре — нагл?е, и народъ, что благодарилъ васъ не такъ давно, уже обвиняетъ. Пока голоса единичны, но вы и сами знаете — всё впереди.