Эта-то хвастливая фраза и оказалась фатальной ошибкой для Счастливчика, ибо его брат тут же сказал, что играть они будут в «Забери всё» – широко известную и по сей день вариацию подкидного дурачка, где банк забирает тот, кто в конце набирает больше всего карт, то есть, по сути, проигрывает.

Дар Астратота позволял выиграть в любой игре. На игру суть которой – продуть, он оказался не рассчитан.

Партия за партией оставалась за Скрягой Джоном, который ехидно посмеивался в предвкушении, и вот его загребущие руки уже рассовывали по карманам последнее золото Джека. Графиня, увидев это, захлопала в ладоши.

«Прекрасно, великолепно! – воскликнула она. – Но разве родной брат не даст Джеку шанс отыграться?»

«И верно, – взбешённый Счастливчик, которого только что выставили дураком перед кучей народа взревел раненым зверем, – я требую свою законную последнюю партию! Дай же мне столько денег, сколько пожелаешь, брат, и мы решим этот спор раз и навсегда!»

Скряга только пожал плечами: он знал законы картёжного мира. Поэтому он молча полез в карман за деньгами, но... Да-да, совершенно верно: в его карманах теперь было ровно столько же золота, сколько и в карманах его брата, а именно – нисколько вообще.

Все зрители, явившиеся поглазеть на невиданную дуэль разинули рты, когда Скряга Джон, краснея, вывернул пустые карманы. Но это было невозможно, ведь только что на виду у всего зала он запихивал себе в карманы целые горсти золотых монет!

Потерявший ум от злости, Счастливчик Джек выхватил нож, Скряга Джон тоже схватился за заточку... и вот уже двое братьев хладными трупами лежали на полу в лужах крови.

И тогда графиня грустно рассмеялась, обратилась в Астратота (коим, собственно, и была), склонилась над братьями и вырвала их сердца из груди, тут же заменив сердцами из холодного и чистого стекла. А когда братья на глазах застывшей от ужаса толпы встали, демон, схватив их за ноги, со смехом уволок обоих к себе в подземное логово. Но иногда, как говаривают местные старожилы, Астратот с гиканьем летает по небу, разбрасывая осколки сердец своих слуг, что стали, в конце концов, такими же чёрными, как и их души, а людям кажется, будто с небосклона падают звёзды...

В общем, это была обычная история о демоническом коварстве, которое никогда бы не сработало без дрянства человеческой натуры, и то, что в конце не помер вообще весь город, позволяло отнести данную конкретную историю к разряду «с хорошим концом». Но зато теперь Фигар окончательно вспомнил, кто такой Астратот.

Безумный Сказочник, Великан-лесоруб, Подземный стеклодув – упоминаний об этом существе было море. Другой жил то в пещерах под корнями лесных деревьев, то просто в чаще леса, а то и просто в обычном доме где-нибудь на отшибе. Но занимался Астратот, помимо древесно-стекольного промысла, человеческими сердцами: покупал у тех, кто победнее и продавал тем, кто побогаче. Зачем? Чтобы старые скупердяи тоже могли порадоваться жизни, ощутить давно забытый вкус молодости и, конечно же, заполучить чужие таланты. Беднякам же, продавшим свои сердца, вставлял демон на их место сердце из волшебного стекла – полностью функциональное, но холодное и безрадостное.

Короче говоря, всё было вполне себе по сказочным канонам, но Фигаро больше интересовало другое: существовал ли Астратот на самом деле?

«То есть, понятное дело, – думал Фигаро, осторожно отпуская сцепление и на самой малой скорости выруливая на городские улицы,– сам демон, без сомнения, существует. Раз уж упоминается в таком количестве колдовских формул, значит, точно существует, тут к бабке не ходи. Но передать таланты одного человека другому невозможно, в том числе, и способности к колдовству. Куратор Ноктус был, конечно, въедливой задницей, однако дезинформировать следователя он бы точно не стал. Тогда откуда это «Дети Астратота»? Может, кто-то, всё же... Да нет, чушь»

«Ты, действительно, думаешь, – ехидный голосок Рационального Фигаро (которого следователь, впрочем, чаще называл «Выдуманным Артуром») заскрежетал в голове, – что нечто является невозможным сегодня лишь потому, что это было невозможно вчера? Идиотская идея. Хуже не придумаешь. Хотя нет, придумаешь: я всё никак не могу забыть твой моцион по болотам, когда мы вели прошлое дело. Ну, помнишь, ты...»

«Так, стоп! Кто старое помянет... Сейчас мне не хватает отнюдь не фантазии – она-то, как раз, разыгралась не на шутку. Мне не хватает информации. Вот я и еду в гости к Роберту Фолту за этой самой информацией. И если в Фолте сидит демоноид, то я просто разрублю этот узел «Лезвием Мерлина», на чём все загадки и закончатся. А если там демон... ну, тогда я постою в сторонке, наслаждаясь зрелищем: не каждый день увидишь, как Ударный отряд Особого Отдела кого-то мутузит... Однако, чёрт побери, как же хороша эта машинка! Послушная, шустрая и тихая, а кресло! В таком я, наверное, даже смог бы выспаться при необходимости... О, а это что? Рычаг, поднимающий крышу? Проверим...»

Что-то музыкально щёлкнуло, зашелестело нал головой следователя, и маленький «Рейхсваген «Соккер» обзавёлся тентом, что раскрылся над ним подобно большому бордовому зонтику. Низкое серое небо, очевидно, поняло намёк, и по натянутой клеёнке крыши глухо забарабанили капли холодного осеннего дождя. Звук был очень домашний, очень уютный и вкрадчивый, словно небо кошкой бродило над головой Фигаро, осторожно трогая автомобиль большой мокрой лапой.

На улицах почти никого не было; погода явно не располагала к прогулкам, к тому же сегодня был вторник – день рабочий. Поэтому следователь, немного подумав, чуть придавил педаль газа, доведя скорость «Соккера» до приятных десяти с хвостиком миль в час. Спидометр был размечен до шестидесяти, но Фигаро не думал, что старичок-«Рейхсваген» способен на подобный подвиг.

«И ладно, – подумал он, – плевать. Я же не гонки с перестрелками устраивать собираюсь. Куда мне шестьдесят миль в час, я ж не гепард... А ну-ка, как в поворот войдёт? Интересно... Ух ты, как по маслу! Ничего себе, однако. Даже не качнуло... Так, а вот и граница города. Ладно, придавлю ещё чу-у-у-у-уть чуть, и хватит...»

...Если бы какой-нибудь воздухоплаватель взглянул на Нижний Тудым с высоты птичьего полёта (хотя решительно непонятно, зачем гипотетическому воздухоплавателю это могло понадобиться), то он бы, вероятнее всего, сравнил этот город с песчаным замком, который строили два разных ребёнка: деревенский простачок-добряк, и городской хулиган, уже успевший воспитать в себе основы человеконенавистничества: милые уютные домики, что как бы жались к земле, щедро рассыпанные по окраинам избы, и среди всей этой пасторали – хмурые серые коробки заводов и фабрик, мерно пыхтящие нацеленными в небеса дальнобойными орудиями труб.