На воображаемой шахматной доске в голове следователя Колдун-Инкогнито (Фигаро представлял его высоким чёрным ферзём с лицом скрытым под тонкой шёлковой маской) сделал шаг вперёд, оставив позади ряд безликих пешек, туповатых офицеров и самодовольных коней.

«Что с памятью Фолта? Срочный запрос: какой именно её фрагмент был модифицирован?»

«Уже проверили, – прошелестело где-то в центре мозга Фигаро, – ничего утешительного сказать не можем. Сцепка»

Следователь кивнул. Ответ не стал для него неожиданностью, но всё равно оказался неприятным ударом.

«Сцепка» была весьма специфическим методом псионической модификации памяти, когда произвольный кусок воспоминаний как бы вырезался, а его «края» соединялись между собой. При этом место «склейки» маскировалось фрагментом реальной памяти, скопированным и вставленным в нужное место «кадром» повседневной жизни. Фолт мог помнить, как он бреется, чистит зубы или завязывает галстук, но под этим минутным событием скрывалась бездна в пару пропавших часов. Хуже всего было то, что определить точку в памяти, где была применена «сцепка» не представлялось возможным. Можно было только сказать, что память жертвы модифицирована. И всё.

Чёрный ферзь сделал шаг в сторону, и по доске с грохотом покатилась маленькая белая пешка.

Дело Фринта Робинсона Фигаро помнил очень хорошо: Ушлый Фринт, как звали этого малого в определённых кругах, модифицировал память единственного свидетеля при помощи «сцепки». И этого оказалось достаточно для того, чтобы с Фринта были сняты самые тяжёлые обвинения, поскольку суд не мог приять во внимание свидетельства человека, у которого неизвестным образом был искажён неизвестный фрагмент памяти.

«Но Ушлый Фринт хотя бы не убивал людей, – хмуро подумал Фигаро, – он был просто подпольным торговцем псионическими наваждениями, обычным «вором снов». Фринт, что бы там про него ни говорили злые языки, за всю свою жизнь не обидел и мухи, что выгодно отличало его от «господина Тренча»

Если он вообще существовал.

Следователь вздохнул, ругнулся и чуть прибавил газу; отсюда, с вершины пологого холма, дожди давным-давно смыли грунт, оголив землю до плотной рыжей глины, по которой автомобиль катил куда уверенней, чем по рыхлой грязи.

«И что, интересно, ты надеешься найти на месте гибели Косого Рене? Древний артефакт? Седого старца, который поведает тебе Древнюю-И-Ужасную-Легенду-Которая-Всё-Объяснит? Призрак невинно убиенного бандита, что подкинет тебе важную зацепку?»

«Заткнись»

«С удовольствием. Я просто хотел сказать, что на данный момент всё, что у тебя есть по этому делу – огромный и однозначный кукиш с маком»

«Сам знаю»

«Тогда поехали в ресторацию. Что-нибудь пожрём»

«Позже»

«А ты, однако, упёртый баран, господин следователь... Да, кстати, похоже, мы приехали»

Фигаро остановил «Рейхваген» на краю распаханного поля, заглушил мотор, и, открыв маленькую дверцу, неловко спрыгнул на землю.

Здесь, между полем и жиденькой посадкой в пять сосен, которая, по идее, должна была как-то защищать поле от ветра, приткнулся хорошо утоптанный пятачок, достаточно ровный, чтобы на нём можно было посадить небольшой дирижабль и достаточно же для этого большой. Просто серый прямоугольник, похожий на старое шерстяное одеяло; ни былинки, ни камешка под ногами, ни единого сухого пучка травы.

Следователь сразу почувствовал специфическую ауру этого места: кровь, что из года в год падала на мёртвую землю, давным-давно затихшие крики, несколько пуль оборвавших чьи-то жизни (враньё, бессовестное враньё, что здесь не стрелялись на пистолетах; стрелялись, да ещё как) и теперь окровавленными свинцовыми комочками лежавших совсем неглубоко – только копни.

«Прихватить, что ли, парочку, – пронеслось в голове у Фигаро, – всё же, один из важнейших ингредиентов, минимум, сотни некромантических ритуалов... А, плевать. Не хочу. Ну нет у меня склонности копаться в могилах, как, например, у Стефана Целесты. И слава Горнему Эфиру...»

Могилы тут, кстати, тоже имелись: здесь, неглубоко под землёй, были сокрыты следы давешних преступлений. Пять тел, все довольно старые, истлевшие до костей; видимо, когда-то давно, может, лет пятьдесят назад, неудачливых дуэлянтов хоронили прямо тут, на краю поля, но потом наступили более цивилизованные времена, и эта практика постепенно сошла на нет.

Фигаро сложил пальцы в «очки» и эфир вспыхнул перед ним пёстрым веером красок.

Даже чересчур пёстрым; всё вокруг мерцало, искрилось и переливалось, точно следователь заглянул не под завесу Изначального, а сунул голову в трубу гигантского калейдоскопа: мир вокруг быстро-быстро вспыхивал разноцветными точками, и от этих вспышек мутило.