Подхватывая меня за плечи, ведёт на кухню.

– Мы как раз собрались перекусить.

Бросаю взгляд на нарезку на столе.

Захар Петрович, морщась, достает из бара в кухне спиртное.

– Виски... Текила... Ром...
– всё вражеское. Лучше б коньяка хорошего купил!
– ворчит он.

– Захар!
– шикает на него Наталья Ивановна.
– Ты с ума сошел? Только со Скорой же.

– Так, за знакомство, Наташ, - делает он ей бровями.
– Сам бог велел.

– За знакомство мы без тебя выпьем!
– отбирает у него початую бутылку и ставит на стол.
– Ты садись… садись. Ты нас прости, что мы так ввалились. Костя ничего не сказал, паразит такой!

Они очень простые и позитивные. И я расслабляюсь немного, хоть и положение у меня здесь дурацкое!

– Сваргань что-нибудь, посущественнее, - просит Наталью Ивановну Захар Петрович.

– Оу, - отмираю я.
– А у меня там наготовлено. Нужно только разогреть.

Наталья Ивановна смотрит на меня с умилением.

Я, смущаясь, достаю из холодильника кастрюлю, сковороду...

Наталья Ивановна идёт в спальню к Истомину.

– Ой!
– дергаюсь я, заливаясь краской.

Она замирает с ручкой в руке.

– Там не убрано...
– мямлю я.

Мы же даже постель не застелили. И там... шоколад этот чертов. И все постельное в нем. И даже возможно презервативы. Кошмар...

– Поняла!
– тактично одергивает она руку от ручки.

Уходит в мою комнату. Гостиная... что поделать?

Захар Петрович наливает в рюмочки виски.

Открывает крышки разогревающихся блюд, втягивает носом запах.

– Мм! Красота какая...

Всовывает мне в руку рюмочку.

– Ну, за знакомство, Любочка!

– А Вам же нельзя...

– Да, ерунда. Сказали я в порядке.

Но сам морщится, прижимая ладонь к сердцу.

– В каком порядке?!
– отбирает Наталья Ивановна рюмку, чокаясь со мной сама.

– На Скорой с сердцем с утра увезли...
– Кивает на бумаги на столешнице.
– И не нашли ничего. А он как вдохнет, так за сердце хватается.

Делает маленький глоток из рюмки. И мне тоже приходится. А то как-то неуважительно.

– А можно я посмотрю?
– поднимаю бумаги.

– Посмотри...

Наталья Ивановна режет хлеб и зелень.

– Любочка, а тебе сколько лет?

– Двадцать будет, - хочется мне немного увеличить возраст.

– Молоденькая совсем. Учишься?

– Учусь...

– Где?

– В меде, - взмахиваю бумажками.

– Надо же! А вы, наверное, с Костей по работе познакомились?

– Мм... Нет.

Коротко рассказываю ей про мою бабушку и Костиного деда. И историю с завещанием.

– Удивительно! А у нас даже где-то фото дома есть в семейном альбоме. Где ты маленькая с бабушкой и мамой.

– Правда?
– поднимаю на неё глаза.

А наш фотоальбом остался в квартире, которую отобрал дядя.

– А Вы не могли бы его сфотографировать для меня?
– вздрагивает мой голос и на глаза накатывают слезы.

– Конечно, милая, - берется за телефон.
– Ты мне номер свой дай, я тебе скину.

Диктую номер подрагивающим голосом.

– Просто у меня ничего не осталось, - поясняю я зачем-то.

– А мама где?
– настороженно.

– А мама умерла… недавно.

– Оу…

Опускаю взгляд в бумаги. Читаю анализы крови. Заключение по УЗИ, кардиограмме… И тропонины в норме. Это не сердце. А вот биохимия - не очень.

– Захар Петрович, - вжимаю пальцы ему в спину, в районе грудных позвонков, пережимая нерв.
– А так? Не легче? Вдохните...

– Легче!
– удивлённо.

– А у Вас, вероятно, межреберная невралгия, а не сердце. Она создаёт фантомные боли в области груди. Это нерв отдает.

– Вот так-то!
– стягивает он рюмку, выразительно и победоносно глядя на Наталью Ивановну.
– Невралгия! За тебя, Любочка!

Я кормлю их, едва прикасаясь к еде сама.

Меня щедро хвалят. Много расспрашивают. Мне не хочется врать родителям Истомина. И я рассказываю правду.

Без конца пишет Гуров. Не читая, отключаю на телефоне звук. Не хочу…

– Что ж вы к нам в гости не едете? И Костя - молчун. Не познакомил даже, - сердится Наталья Ивановна.

Я открываю рот, и не нахожу что ответить. А что я могу ответить? Что мы и недели друг друга не знаем, переспали без отношений. И, видимо, на этом наш роман закончен?! А я даже не знаю почему.