Шрифт:
– Мда...
Неприятно сводит в груди. Ну как так?! С девчонкой… С племяшкой…
– Телефон твой где?
– Здесь...
– Скинь-ка мне все детали. ФИО, телефон, нотариуса, даты...
– Разве можно что-то сделать?
– Что-то - можно. Вернёт ли это тебе твое наследство - не факт. Но я сделаю, что смогу.
– Спасибо, Костя...
– сводит трогательно брови домиком.
– Так! А меня кормить сегодня будут?
– Ой!
– Стой...
– ловлю ее на выходе из комнаты, надевая ей на ноги шлепки.
Отбираю покрывало. И, улыбаясь, не пускаю в комнату одеться.
– Так готовь, - веду по обнажённому телу жадным взглядом.
– Костя...
– распахивает возмущённо глаза.
Поднимая под попку, заношу в кухню.
– Красоты хочу.
– Я так не могу!
– шепчет мне на ухо.
– Окей, могу выдать трусики или маечку, выбирай.
– Трусики, - закатывает она смущенно глаза.
Любуюсь на румянец на лице.
– И резинку, хотя бы.
– Окей.
Приношу ей трусики и резинку для волос.
Падаю сам на стул, разглядывая этот роскошный топлес.
– Доктор Истомин!
– хихикает, прикрывая грудь предплечьем, и наклоняясь за чем то к нижним шкафам.
– Отпусти ее... Она охерительная в любой позе.
– Нет...
– Немедленно!
– рычу я.
– Ты самый озабоченный доктор.
– Я просто голодный… - стягиваю у нее кусок перца.
– А ты вкусная…
Выдвигаю ящик в гарнитуре, достаю свой старый фонендоскоп. Вешаю на шею.
– Иди сюда...
– Я готовлю...
– поджимает губы, пряча улыбку.
Обнимаю сзади, прикладывая головку фонендоскопа, ей под грудь, ловлю сердцебиение.
Тяжелая грудь охренительно приятно ощущается поверх руки.
– Что ты делаешь?
– ёрзает, нарезая овощи.
– Это детектор лжи, детка!
– развлекаюсь я.
– Давай, быстренько повтори...
– Что повторить?
– Что-то ты там мне важное говорила перед тем, как взлететь со мной, - шепчу ей на ушко.
Ее сердцебиение ускоряется.
– Мм... Как красиво стучит. Повторишь для меня, - целую в шею.
Ее руки замирают.
Обвожу твердый сосочек пальцем, слушая как начинает шкалить стук.
На автомате, на уровне подкорки анализирую тон сердца...
– Я тебя...
– шепчет она.
– Тихо!
– рявкаю я.
Вздрогнув, замирает, сжимаясь в моих руках.
– Не понял! Иди сюда.
Хмурясь, затаскиваю верхом к себе на колени. Не слишком ласково придерживая за шею, закрываю глаза, и снова слушаю.
– Люба...
– сглатываю я.
– Что за херня?..
Мне становится нехорошо, что с этим сердцем что-то не в порядке.
– Аа... Это всего лишь хорда.
– Хорда?..
– Да. Небольшой дефект. Но...
– отрицательно качает головой.
– Безопасная патология.
– Уверена?
– Конечно! Бабушка меня серьезно обследовала.
– Уф...
Переодеваю фонендоскоп, вставляя ей в уши. Прикладываю к своему сердцу.
Оно с оттяжечкой надрывно долбит в ребра.
– Ой...
– хмурится она.
– Тахикардия.
– Это признания, Няшечка... Это признания, - выдыхаю хрипло.
Маргарита Владимировна ничего опасного бы у любимой внучки не пропустила.
– Мне б водички. Старый я, нервный... Нельзя мне такие стрессы устраивать.
Переодевает мне в уши фонендоскоп, подносит к губам мембрану.
– Я люблю тебя...
– шепчет.
Смотрю ей в глаза, прислушиваясь к своему неадеквату.
Блять, ну ты взрослый мужик, Истомин. Ну чего тебя так зажимает на эти простые три слова? Потому что - это аффект. А я ненавижу себя в аффекте!
Но ты же хочешь это слышать от нее и не в постели, правда?
Правда...
Ну поработай над этим, в конце концов.
Я пытаюсь...
– Что-то не так?
– с тревогой отстраняется Люба.
– Я тебя тоже, детка, - не отпускаю ее.
– К родителям поедем?
– Ты не поспал.
– Переживу. Поехали, они ждут.
Быстро перекусив, спускаемся во двор.
Люба кыскает Ведьму по кустам, я курю, опираясь на капот. И разглядываю мою снегурку. Копна волос красиво лежит на белом меху. Ножки просто супер!
Ловлю завистливые и похотливые взгляды, проходящих мимо парней из соседнего двора. Разглядывают, тихо обсуждают...