И своя дружина у Божедара есть. Правда, называется оно сейчас не так, да оно и неважно, рыбу можно хоть как назвать, плавать она не перестанет. Оборачиваться не может он, ну так и не надобно пока. Своей силы ему с лихвой достанет, без оборота.

— Беда у нас, богатырь. Снова иноземцы на Россу войной пойти хотят. А не войной, так подлость какую придумают.

Богатырь и не удивился, считай, вся история Россы про то, как приходили к ним иноземцы, да тут и оставались, земельку удобрять, траву кровушкой поить. Чай, не первый поход, не последний.

— Могут они. А от меня что требуется?

— На Ладогу пойдешь, рощу священную там сохранить надобно. А еще — провижу, первый удар там будет. Какой — не знаю, а только чую, натянулось там полотно, вот-вот лопнет.

Божедар только плечами пожал.

— Хорошо. Сходим с парнями, потешим душеньку.

Велигнев улыбнулся довольно.

— Должен буду, Божедар.

Понятно, не о деньгах речь. И не о долгах.

Долг у богатыря — родину защищать. Кровь его о том поет, для того и рожден.

Долг у волхва — свои земли оберегать, свой народ. Судьба такая.

Деньги?

Когда захотят они, на серебре есть-пить смогут, с серебра умываться, а только им не того надобно. Божедар головой тряхнул, улыбнулся.

— Хорошо бы…

Есть свои беды и у богатырей. У волхвов семьи не всегда есть, далеко не всегда. Суть волхва — служение, а кто рядом с ним встать сможет? Такой же одержимый? Не до семьи им будет. А кто-то еще выдержит его силу, его знание, его власть?

Нет, не часто у волхвов семьи бывают, чаще случается, что детей от них приживают, да и воспитывают, потом уж отцу привозят. А когда семья есть, считай, волхву сложно. Женщины тоже… когда детей рожают, служение свое приостанавливают. Как Беркутовы, как та же Агафья — пока волчица щенят кормит, на охоту волк ходит, и иначе никак. Так уж от века заведено.

Вот и с волхвами на волков похоже.

А с богатырями разговор другой.

Им и семьи заводить можно, и детей, только рождаются те часто без силы богатырской. А чтобы богатыря выносить… тут тоже помощь волхва нужна. Распознать, помочь, поддержать, иначе первый крик богатыря последним вздохом для матери его обернется. Сила-то богатырская, неуправляемая, а младенец же, а то и вовсе плод во чреве, повернется неудачно, тут и беда будет. Вот, чтобы не случилось такого, волхв нужен, сильный да умелый, чтобы знал, где придержать, где отпустить, где заговорить.

Божедар женат давно и прочно, и супругу свою любит. Двое детей есть уж у них, сын и дочь, и любит их всех Божедар без памяти, а только дети его обычные люди, не передалась им мощь богатырская. Не знал мужчина, получится или нет, а сына хотел бы, которому силу свою отдать сможет, дружину переждать, который дело его продолжить сможет.

Богатыря.

И мог бы… только помощь волхва его жене потребуется.

Велигнев головой тряхнул. Что он — не знает о том? Давненько знает.

— Как гроза пройдет, приводи супругу. Сам позову, помогу, чем смогу.

— Благодарствую, Велигнев.

— Не за что.

И верно — не за что. О какой тут благодарности речь? Обязаны волхвы угрозу зрить и предупреждать.

Обязаны богатыри защищать землю росскую.

Даже не обязаны. Для того на свет рождены, не мыслят себе иной-то жизни. Но люди ведь, не зверье дикое, и веселья им хочется, и радости, и счастья простого, человеческого… вот и договорились. Один другому поможет, и никому от того плохо не будет. Оно и так бывает.

Знал Велигнев — соберет Божедар дружину свою и пойдет к Ладоге.

И Добряне он весточку уж отправил, и Агафья предупредит о том.

А еще провидел он, что беда там будет великая, и не вся дружина вернется.

Насчет Божедара не видел, темно было впереди. Вроде как развилка, и не от самого Божедара то зависит.

И молчал.

Точно знал, когда вернется богатырь — он ему чем сможет поможет.

А когда нет…

Семье его отслужит. Его просьба, ему и ответ держать.

И молчать.

Тяжко?

То-то и оно. Страшная это ноша, а только не передашь никому, не отринешь, не откинешь в сторону, ровно камень. Нести надобно.

Будем нести.

— Непотребство!

— Утихни, Макарий, — Борис сдвинул брови, пришлось патриарху губы поджать, да за посох крепче взяться.

— Все одно, безлепие то, государь! И царевич туда отправился!

— Федор? Так что с того?

— Государь, пост сейчас!

Борис в окно посмотрел.

Там, за рамами медными, за стеклами цветными, небо синело. Яркое-яркое. Чистое — чистое.

И так Борису вдруг прокатиться захотелось!

Вот чтобы как в детстве! Чтобы он, и конь, и полет над снегом, и вкус мороза и зимы на губах, и чтобы остановиться где, да в снегу покататься, просто так, от восторга жизни, и сосульку с крыши сломать, и подгрызать ее, с ума сходя от восторга…