— Добряне в палаты царские хода нет. А там измена затаилась. Обо всех только Магистр знает, я о тех, о ком прознал, скажу. Колдун там сильный есть — темный, страшный. О нем точно поведали. Давно уж он там, больше двадцати лет.

— И до сих пор скрывается?

— Сумел как-то. Ведьма там есть. Кто — не знаю, то ли при царице, то ли сама царица. Говорят, еще есть нечисть какая, но то мне уж точно неведомо. Знаю только, что не одно исчадье скорпионовое в палатах царских обретается. Борис-то неплох, а вот отец его слаб был. Телом слаб, духом слаб… вот и напустил в страну всякой нечисти иноземной.

— Не все они плохи там.

— Да обычные-то люди в любой земле ровно как и мы. Им бы спокойно жить, детей рОстить, жизни радоваться, того и довольно будет. А вот правителям их мало все, да и впредь мало будет, пока Росса стоит. Богатые мы, страна у нас большая, леса великие, горы могучие. А на их Лемберг с Франконией поглядишь, так и не поймешь вдруг — то ли страна, то ли кто клопа о ту карту придавил. Крохотные они, а правителю-то завсегда побольше кусок в свой рот хочется. Вот и лезут к нам, и лезть будут, военной силой не взяли, так хитростью да подлостью зайти решили. С разбором пускать всю ту нечисть надобно было, с опаской и остережкой, да патриарх тот, Феодосий, будь он неладен, фанатик неудельный, к нам век бы не прислушался. Орал, что мы с любой нечистью заедино… ты и сама, небось, помнишь. И Макарий вслед за ним, дурак бессмысленный, нашел, с кем бороться!

— Как не помнить. И рада бы забыть, да не получится.

— Мы б подсылов иноземных выловили, а вот он… сама понимаешь, молитвой их не одолеть, тут искренним надо быть, до последней жилочки, верой гореть. Он-то горел, да сам он на каждой пристани не встанет, каждого приезжего из той иноземии не встретит. А ежели какой поп чего и пробормотал…

— Наша-то сила всяко действует. А крест да молитва — только у верующих.

— То-то и оно. Внучке своей передай, пусть в палатах царских осторожна будет, глотка лишнего не выпьет, яблока не съест. Не отравят, так испортят.

— Хорошо, Гневушка. Но Устя и сама осторожная. Я ведь и не догадывалась, что сила у нее проснулась, молчала она до последнего, и дальше молчать будет. Ежели и откроется кому, только по надобности великой, когда выхода другого не останется

— А саму силу ее ты почуяла?

Агафья только руками развела.

— Не знаю, как такое быть могло. Чтобы через смерть она прошла, а жива осталась. Молилась я Матушке, а только молчит Богиня. Не наше то дело. Не надо в это лезть.

— Вот и я… спрашивал, а ответа нет. Ровно о пустом месте спрашиваю!

— Гневушка?

— Ровно внучка твоя и во власти Живы — и вне ее. Не знаю, как может так быть. Жизнь горит, а чужая смерть глаза застит.

— Не опасно то для нее, Гневушка?

— Сама знаешь — опасно. И меч опасен, когда с ним обращаться не умеешь. Только вот не знаю я, что спрашивать, не знаю, и чем помочь ей. Передай от меня — качнулся в крепкой ладони серебряный коловрат, посолонь загнутый. Восемь лучей огнем блеснули. — Когда нужда придет — разберется.

— Хорошо, Гневушка.

— Да скажи — не для нее знак дан для другого а для кого — сама она разберется. *

*- по одной из трактовок. Коловрат, загнутый посолонь могли носить и мужчины, и женщины, он даровал здоровье, жизненную энергию, защиту от зла. Восемь лучей давали хозяину всю мощь Солнечного огня. Это ОЧЕНЬ кратко, прим. авт.

— Точно — не для нее?

— Сам не знаю, Агафья, с этим внучка твоя разберется. А только кажется мне, не для нее этот знак, она и так Матушкой отмечена, иного ей не надо…

— Ох, Гневушка, страшно мне, боязно. Черное надвигается, жуткое, чую, кровь будет великая, литься будет так, что поля покраснеют.

— Не робей, Агафьюшка. Когда предупредили нас, считай, уже половину дела сделали. Одолеем супостата. И не таких видали, а и тех бивали.

Агафью бравада волхва не обманывала, она только на ветру ежилась, в шубу куталась, хотя волхву и вечный лед не заморозит.

Одолеем?

Оно и понятно, а сколько своих положим? Сколько россов поля рудой окропят? Женщина она, природой так назначено — мужчинам воевать, женщинам беречь. А сейчас сберечь не получится… кого? Кого недосчитается она к лету, о ком плакать будет? Лучше б о ней плакали, да Жива-Матушка сама рассудит. На то она и Плетельщица Кружев, Хозяйка Дорог, много имен у нее, много ликов, отражений…

Только для каждого лика одно верно.

Живе не на коленях молятся, а делом. Равно, как и Роду. Боги тому помогают, кто сам работать не забывает. Вот и будем делать…

А и ничего!

Верно Гневушка сказал, и не таких видывали! Только трава на курганах гуще растет. Хорошая трава, кровью вражеской напитанная.

Кто к нам в Россу приходил, те в ней и оставались, поля удобряли. И правильно это, пусть выжившие запоминают, пусть внукам и правнукам своим передают: не ходите на Россу. Не вернетесь!