— Ум-то бабе и без надобности. Может, боярышня Устинья посмотрит, как они добычу делят, да и заревнует?

Вот тогда за щеткой и коробка с румянами полетела.

— Не ревнует она, понял?

Михайла понимал, чего тут не понять? И она не любит, и остальные. Царевич ты, вот и вцепились! Жаль, вслух такого не скажешь.

— Царевич, это просто перетерпеть надобно. Вот как лекарство горькое… скоро уж ты на своей красоте женишься.

— Как же!

— К брату сходи, с ним поговори? Не откажет, чай?

Федор задумался.

А может, и правда — к Борису пойти, поплакаться? Должен ведь брат понять его?

Обязан, на то он и брат.

Как давно Федор с братом разговаривал, или его понять пытался, помочь, поддержать?

А это вы к чему спрашиваете?

Он и не обязан, это ему все обязаны! По гроб жизни и за гробом!

Борис по коридору шел, когда навстречу ему боярышня попалась.

Как-то так неловко получилось… он шагнул, она шагнула — и вскрикнула тихо, на стену оперлась, и глаза такие, умоляющие.

Борис даже не сразу и признал-то ее, мало ли тут девок ходит? Одна из тех, кто на отборе был.

Мария, Марина… Марфа? Да, кажется, Марфа. На Марину похожа внешне: черноволосая, синеглазая, статная, аж передернуло от сходства этого, противно стало. Неприятно.

А все ж мужчина должен мужчиной оставаться, потому Борис вперед шагнул, руку протянул, встать помогая.

— Ушиблась, красавица?

— Ой, государь! Кажется, ногу я подвернула. Сама и не дойду никуда… посижу я тут, на полу, подожду кого, чтобы помогли мне к лекарю добраться.

Тут бы Борису ее и бросить, или стрельцу какому передать. Пусть ведет до горницы до ее.

Другое толкнуло.

А ежели кто их с Устиньей увидит ненароком? Пусть его с другой бабой еще увидят тогда не Устю, а вот эту черноволосую подозревать будут в симпатии его. Да и ничего страшного, доведет он девку до комнаты, не переломится.

— Пойдем, красавица, провожу тебя. Ты ж одна из невест царевичевых? Марфа?

Расцвела так, ровно ей корону пообещали. Почти…

— Да, государь! Марфа я.

— Небось, братец мой с такой-то красоты и глаз не сводит. Да, Марфа?

Девушка губки надула.

— Даже и не смотрит на меня Федор Иоаннович, не интересна ему я. Ему кроме боярышни Заболоцкой и не надобен никто.

— Заболоцкая… светленькая такая?

— Рыжая.

— Может быть. Я-то ее и не помню. Вот такую красоту как ты — поневоле запомнишь.

Марфа и вовсе солнышком рассиялась, защебетала. То одно, то другое, пока Борис ее вел, все что могла по шесть раз выболтала. И про Федора, и про грусть-тоску девичью, и про то, что молод для нее царевич, ей бы кого постарше…

Раньше полюбовался бы Борис, порадовался. А сейчас вот…

Противно ему стало. Ровно полыни горькой нажевался, во рту привкус такой — не сплюнешь, не отвернешься. Тошно, пакостно. И взгляды томные за версту видны, и грудь едва сарафан не рвет, и ножка так… подвернута выразительно.

Ах я, бедненькая-несчастненькая, пожалейте-помогите.

Девица явно о его разрыве с супругой знает, попользоваться этим хочет. Но…

Не гнать же дуру со двора плетью?

Борис и семью ее вспомнил — дочь боярина Данилова. Михайлы Данилова. Рявкнуть на нее сейчас? Поругаться? Да не стоит оно того, чтобы Данилов потом обижался. Пойдет ведь звон по всей Россе, мол, девушка ножку подвернула, а царь-государь не разобрался. Любят у нас обиженных-то. Жалеть, сострадать им. Вас бы к таким обиженкам в одну горницу, мигом бы ко льву в клетку запросились.

Борис ими еще в юношеские годы сыт по горло был, это уж потом отвык. Все как—то поняли, что кроме царицы государь никого и в упор не видит, вот и расслабился он.

А сейчас-то Марины и нет, считай.

Ох, сколько ж этой бабьей дряни изо всех щелей полезет! Подумать страшно!

И начнется сейчас кошмар, страшнее самого лютого сна. Охота на жениха, называется.

Жениться надобно, государь…

Надобно, ага!

А на ком? Еще раз как влюбится? Отбор объявить, красавиц посмотреть?

От этой мысли Бориса аж судорога пробрала. Морозцем по спине пробежало, сгинуло, да только не забылось. Чтобы еще одна Марина ему попалась под руки?

Он ведь первый раз женился по выгоде государственной, а второй раз, чего себе врать-то, по любви. Выгода смертью жены обернулась, любовь чуть его самого к смерти не привела. А третий раз как? Снова ведь получается — не для себя, для государства. Надобно будет жену подобрать здоровую, чтобы наследников родила… тьфу ты, ровно о корове думает.