Раньше витраж за алтарем изображал вознесение Спасительницы или ангелов в битве. Теперь — лишь облачное небо. Задняя стена церкви обрушилась в пропасть, плиты мостовой свисали над пустотой.

— Где остальные? — вцепилась Алекс в руку Диаса.

— Идут, — буркнула Батист, зажав зубами болт и борясь с тетивой. — Блядь! — Тетива вырвалась, ободрав пальцы.

Грохот. Пыль хлынула из прохода. Якоб и Бальтазар вывалились из облака праха, окровавленные, еле держась на ногах.

— Слава Спасительнице… — начал брат Диас.

— Благодари в Трое! — Батист уперла арбалет в живот, пытаясь взвести его.

— Сюда! — Алекс рванула к провалу, где когда-то была стена. Брат Диас — за ней, мимо алтаря, отполированного поколениями монахов.

— Осторожно! — Якоб закашлялся, когда Алекс подошла к краю. Плита под ней треснула — она скользнула вниз, вцепившись в край.

Диас прыгнул, схватив ее за запястье. Его живот врезался в камень. Батист вцепилась в его штаны, Бальтазар — в нее. Человеческая цепь застонала. Алекс, дергаясь, нащупала опору и выбралась наверх.

Все рухнули у алтаря, обливаясь потом.

— Обратно, — задыхаясь, указала Алекс.

— Не выйдет, — Якоб поднял щит.

В дверях церкви стояли охотники. Окровавленные, злые. За ними — близняшки-колдуньи. Раздались медленные аплодисменты. Вошел Саббас в нелепом плаще, его слуга тащил три копья.

— Бравая попытка! — крикнул Саббас, пока Алекс и Диас прятались за алтарем. — Но, кажется, дорожка закончилась!

Санни с трудом поднялась.

Ребра ныли сильнее обычного. Рот и рука тоже были в плачевном состоянии, а чтобы усугубить положение, она угодила в заросли крапивы и теперь вся горела от ожогов.

Она встала, превозмогая боль. Штаны были порваны. Нога в крови, но хоть сгибалась как надо. Комната вокруг напоминала старый склад — крыши давно не было, а вместо запасов теперь росли сорняки и лужи. Вокруг звучали гневные крики: рев, удары, грохот. Битва все еще кипела. Санни шагнула к дверному проему и замерла.

— Где ты?.. — прозвучал мерзкий голос, нечто среднее между рычанием и напевом. — Я знаю, ты здесь… — Он мурлыкал, словно пел, но кто станет так мурлыкать добровольно? — Не прячься… — Она слышала этот голос у костра, когда впервые увидела Саббаса, и теперь отчаянно хотела спрятаться. С трудом вдохнув, она прижалась к стене, приняв боевую стойку.

Сперва показалось острие его копья. Вильчатое, с зазубренными лезвиями. Напоминало крюки для ловли крупной рыбы, и Санни не хотела на них попасться. Она прилипла к стене, словно свежая штукатурка.

Хозяин копья был еще отвратительнее оружия. Высокий, тощий, с жидкими волосами, спадающими на рябое лицо, и грудью украденных цепей на жилистой шее.

— Хитрюга, да? — Его глаза метались, полные подлой бдительности. Двигаться в сорняках и лужах было сложно, поэтому Санни застыла. — Очень хитрая хитрюга, но ты не одна такая…

Он взмахнул копьем, острие скрежетало по стенам, затем еще раз — ниже. Санни уклонилась от первого удара отпрянув в угол и, скосив глаза, наблюдала, как лезвия проносятся у самого носа. Ветерок от них щекотал кончик, и она судорожно сморщила его, отчего щекотка усилилась. Боже, ее подмывало чихнуть, а воздух стремительно заканчивался. Лицо горело, уцелевший кончик уха пылал.

— Там, откуда я… — напевал охотник, медленно отворачиваясь, — меня зовут Ловцом Людей, ведь никто не ускользает от моих рук.

Он яростно колол воздух — влево, вправо, выше, ниже. Санни извивалась, втягивая живот, стиснув зубы от боли в ребрах, пока лезвия пролетали в сантиметре от нее, едва не зацепив свободный край рубахи.

— Почему не покажешься? — снова замурлыкал он, крадусь по комнате. — Выйди.

С какой стати она бы это сделала? Для человека с таким голосом? С такой ухмылкой? С таким копьем? Не самое заманчивое предложение. Он начал отходить, пробираясь сквозь сорняки, копье в руке, шаги бесшумные.

Ребра Санни горели. Голова раскалывалась, а в глазах мельтешили пятна. Она заставила себя не дышать, пока он медленно, очень медленно отворачивался. Наконец, когда он повернулся спиной, она жадно глотнула воздух.

Лишь легкий вздрог его головы. Возможно, уголком глаза он что-то заметил. Но она уже снова замерла. Однако он с торжествующим рыком развернулся, выхватив что-то из-за спины.

В воздухе распахнулась сеть, словно паутина. В другой день Санни успела бы увернуться. Но сейчас она была избита, истощена, голодна и едва дыша. Сеть накрыла ее, оказавшись тяжелее, чем выглядела. Она билась, но запуталась еще сильнее, сжавшись в углу на коленях. Острие копья уперлось в бок, и она перестала сопротивляться.