Я специально высказался в сильном эмоциональном фоне, что бы встряхнуть офицеров. Все молчали и старались не смотреть мне в глаза.

— Господа, вы ведёте себя как девицы, которые впервые увидели мужское достоинство. Простите за резкость. Жалко смотреть на солдат и егерей, которые ходят в драном обмундировании и развалившихся сапогах. И это армия великой Российской империи.

Внимательно отслеживаю реакцию Павла. Он немного побледнел, губы собрались в узкую полоску, желваки окаменели.

— Ещё раз прошу простить, Павел Николаевич. Прекрасно понимаю, что вы ни причём. Но право слово накипело, глядя на то, как выглядят егеря, с какой жадностью они едят простую кашу. Ну есть же предел терпению, в конце концов. Хотя, русский солдат все снесёт и стерпит, не знаю только, на сколько хватит его терпения.

В глазах Павла, наконец увидел то, ради чего я так долго разорялся. Яростное и обжигающее понимание. Теперь я уверен, он всё донесёт до императора и ни чего не потеряется, не замажется и случайным образом не испариться.

— Позвольте заметить, Павел Николаевич, Пётр Алексеевич, слишком эмоционален и резок в своих оценках, но по сути, в большей части, прав, к моему глубочайшему сожалению. — Попытался смягчить мою речь Шувалов.

Павел поднял голову. Его тяжёлый, задумчивый взгляд скользнул по мне.

— Даю слово, господа, доложу его Императорскому величеству всё, как есть, а вы господин подполковник пишите докладную в той форме, которую вам советовал есаул. Я лично прослежу, как она дойдет до командира Кавказского корпуса и в каком виде. Более ничего обещать не могу.

Жандармский ротмистр внимательно слушал меня, что-то записывал и я постоянно ловил на себе холодный, любопытный взгляд профессионала. Казалось он оценивал сложившуюся ситуацию и составлял донесение своему начальству. Сомневаться в этом не приходилось.

Семейство Долгоруких ужинало. Слуги меняли блюда, а Наталья рассеяно ковырялась в тарелке

— Наталья, что с тобой? Уж не заболела ты? — с беспокойством спросила княгиня.

— Нет маменька, всё хорошо. Говорят Катенька вышла замуж за Петра Алексеевича. Подумать только. Не обмолвилась со мной ни словечком, что любит его. Как такое возможно маменька?

Ещё говорят, граф, Дмитрий Борисович, сильно разгневался и хочет лишить Катю наследства, а Его Императорское величество отобрал у неё ранее подаренное имение. Что теперь станется с Катенькой?

Наталья была искренне расстроена за свою подругу, представляя в какое положение попала она.

— А что ты ожидала от графа. Единственная внучка и так опозорила его на старости лет. Весь Петербург только и злословит об этом. Представляю каково ему, не может показаться в обществе.

Княгиня выразительно посмотрела на князя ища поддержки у него, но он молчал.

— Я ничего не хочу сказать плохого о Петре Алексеевиче, но так некрасиво поступить по отношению к графу, который столько сделал для него, просто неприемлемо.

— Маменька, а если они любят друг друга? Разве это не счастье быть с любимым.

Князь медленно положил приборы на стол. Фарфор звонко звякнул в натянутой тишине. Его пронзительный взгляд заставил Наталью невольно сжаться.

— Наталья! — его голос был холоден и резок. — Надеюсь, у тебя не возникает желания повторить эту безумную выходку. Хочу, чтобы ты четко понимала, если ты осмелишься сбежать к этому, Михаилу, — он с презрением выговорил имя, — вышедшему из гвардии за долги его никчемного семейства, то можешь навсегда забыть, что у тебя есть родители и отчий дом.

Он сделал паузу, давая словам проникнуть в сознание дочери.

— Это не угроза. Это обещание. Каждый волен выбирать свою судьбу, но должен быть готов нести ответственность за совершённые поступки. Катерина сделала выбор, теперь пусть пожинает плоды.

Его лицо оставалось каменным. Ни тени сомнения, ни малейшего колебания, только холодная решимость аристократа, привыкшего, чтобы его слова становились законом.

Повернувшись к жене, князь добавил ледяным тоном.

— Что касается «некрасивого поступка» Петра Алексеевича. Ты ошибаешься, моя дорогая. Единственное, что он мог сделать для Дмитрия Борисовича, это жениться на Екатерине. Иначе о её чести и достоинстве можно было бы забыть, навсегда. Граф гневается не на него, а на собственную внучку.

Резко встав, князь вышел из гостиной, оставив за собой давящую тишину.

Княгиня с укором посмотрела на дочь. Наталья сидела, сжимая платок в дрожащих пальцах, по её бледным щекам катились слёзы.

Наташенька — наконец сдалась мать, — если Михаил действительно любит тебя. Пусть докажет это. Добьётся благосклонности Его Величества службой или восстановит честь своей семьи, погасив позорные долги.

Наталья вскинула заплаканное лицо.

— Но как, маменька? Это же невозможно!