Шрифт:
— Чему ты улыбаешься, Александр? — резко спросил император, его пальцы сжались в кулак так, что костяшки побелели.
— Простите, ваше величество, — наследник слегка наклонил голову, но в глазах всё ещё светилась едва уловимая усмешка. — Мне просто смешно. Полковник Васильев описал мне эту сцену ещё совсем недавно и почти слово в слово.
Он опустился в кресло, только что оставленное Нессельроде, и откинулся на спинку.
— Объяснись, Александр, — голос Николая стал тише, но от этого только опаснее.
Бенкендорф, до этого момента остававшийся в тени, слегка подался вперёд, его пальцы сомкнулись на ручках кресла.
— После покушения, Пётр Алексеевич, навестил меня по моей просьбе, — начал цесаревич, тщательно подбирая слова. — Мы обсуждали меры безопасности, а под конец он рассказал о допросе Стенфорда.
Пауза. В камине с треском лопнул уголёк.
— И что же? — император разжал кулаки.
— Он предрёк, нет, буквально разыграл передо мной весь сегодняшний разговор с графом Нессельроде. — Александр поднял глаза. — Его пассивность. Его преклонение перед «просвещённым Западом». Его нежелание видеть, что интересы России не в угождении венским кабинетам и другим представителям цивилизованной европы, а в силе и самостоятельности.
Бенкендорф резко вдохнул, его глаза сверкнули, но промолчал.
— Конечно, Пётр Алексеевич резок, — цесаревич смягчил тон, — и в политике он прямолинеен до дерзости. Но в его словах есть зерно. Зерно, которое мы, пожалуй, слишком долго игнорировали.
Тишина. Император медленно поднялся, подошёл к окну. Его удлинённая тень, легла на паркет чёрным клинком.
— Так вот как… — он произнёс это тихо, почти про себя. — Значит, даже простой казак видит то, что не желает замечать мой министр.
— Александр Христофорович, я хочу поговорить с этим пророком, немедленно, — произнёс император с угрозой в голосе. Александр растерялся, он не ожидал такой бурной реакции от отца и начал жалеть, что завёл этот разговор.
— Ваше величество может, отложить разговор на завтра? Без четверти десять.– Попытался смягчить императора Бенкендорф.
— Я сказал немедленно — слова Николая грохнули, как чугун об пол. Бенкендорф, повидавшись всякого, понял, что спорить с императором сейчас опасно. Николай посмотрел на шефа жандармов.
— Чтобы через час, он стоял здесь.
Бенкендорф с осуждением посмотрел на Александра. Он потупил взгляд, осознавая, что стал причиной непредсказуемого гнева отца.
Мы с Андреем сидели и планировали организацию штаба батальона, штаты и другую скучную дребедень. Андрей прошел все стадии, осознал и принял. Он уже весь погрузился в административную работу, после того, как я намекнул, что нам предстоят великие дела воодушевился и наполнился энтузиазмом.
— Командир, там полковник жандармский, срочно вас спрашивает, говорит очень важно — доложил Паша. Я встревоженный поспешил вниз к вестибюлю. Там меня ожидал полковник Лукьянов.
— Ваше сиятельство, император срочно требует вас к себе. — тихо сказал он.
— Как? — показал я на себя, имея в виду форму одежды.
— Просто без затей, поторопитесь Пётр Алексеевич.
— Вызов к императору, срочно, на ночь глядя. Точно не к добру. — думал я одеваясь в повседневную форму. Уже в холодной карете, кутаясь в бурку я слушал Лукьянова, который пытался ввести меня в курс дела. Слушая его я понял основные тезисы предстоящей беседы. — Вы хотите острых ощущений на ночь глядя, вы их получите. — меня отпустила напряженность связанная с неизвестностью, а сейчас, когда понятно, что, где и как, можно прокрутить содержание предстоящей беседы.
— Не могу понять, что привело в гнев императора, почему-то он потребовал срочного вашего присутствия.
— Да вы не переживайте так, Лев Юрьевич, наше дело телячье, обосрался и стой, у начальников головы квадратные, вот пусть и волнуются. — Философски изрек я.
— Как вы сказали? — зашёлся в истерическом смехе полковник. — Ох, насмешили, ваше сиятельство. Надо обязательно записать, а то забуду оригинальный текст.
— Пишите, не жалко.
— Здравия желаю, ваше величество.
Я тихо произнес приветствие, склонив голову. Кабинет встретил меня тяжелым молчанием. Император Николай сидел за столом, его пальцы медленно барабанили по темному дубу. Взгляд, холодный, изучающий, буквально впивался в меня.
По левую руку стоял Бенкендорф, бледный, с плотно сжатыми губами. Цесаревич Александр чуть поодаль, его поза выдавала напряжение, будто он готов был в любой момент вмешаться, но не решался.
— Доброй ночи, ваше сиятельство, — голос императора прозвучал неестественно мягко, что было куда опаснее открытого гнева. — Надеюсь, столь поздний визит вас не затруднил? Будьте любезны, поведайте нам… очередное ваше пророчество.