С треском, какой издает отломившаяся живая ветка, центрифуга высвободилась и завалилась набок. Остальное оборудование уже вынесли, на его месте зияли дыры, как от вырванных зубов. Кампар хихикнул – невзирая на обстоятельства, по жилам потекла тонкая струйка победного восторга. Невзирая на обстоятельства.

Вспомнив о темной истории принудительных работ, он стал гадать, всегда ли были жертвы, гордившиеся своими достижениями. И не знал, какой ответ будет огорчительнее.

– Эй, там! – вскрикнул Дафид, шагнув вперед. Кампар встал на ноги, словно поднятый невидимой рукой. Сжались кулаки, голос в голове на минуту смолк. Он выступил вперед, не думая ни о чем, кроме предстоящей схватки… Только там не было никаких пьющих ночью. Дафид тыкал пальцем в табун покрытых хитином животных величиной с лошадь – тех, у которых суставы искрили зелеными разрядами. Животные отступали в широкий зал. Покосившись на Рикара, Кампар увидел на его лице усталость и злость – то же, что испытывал он сам.

– У них такой же, – сказал Дафид. – У одной костяной лошадки был переводчик. Не только у охраны.

– Очаровательно, – кивнул Кампар. – Но нельзя ли без внезапных выкриков, когда я только и жду, что ввалятся мартышки с бомбой? У меня слабое сердце.

К чести молодого ассистента, тот виновато понурился.

Опора прилавка состояла из кристаллов и волокон: более хрупкие, чем коралл, они тем не менее могли сгодиться. Кампар и Рикар насобирали разных материалов, чтобы изготовить лямки для переноски грузов. Теперь они вдвоем набросили лямки на плечи и разогнули колени. Рикар застонал, словно подслушал внутренний стон товарища.

– Это не центрифуга, – сказал Кампар. – Стойки для образцов.

– От этого не легче.

– Ладно, вы оба, – вмешался Тоннер. – Давайте двигаться. Мне неохота здесь торчать.

Они двинулись. Разборка лаборатории заняла все утро. Джессин не смогла встать с постели, а Синния отказалась участвовать, даже теперь. Илси помогала во время первых рейсов, потом осталась распутывать силовой кабель для резонансного анализатора. Образцы пропали, все до единого, а чтобы вытащить словарь протеомов, требовались дополнительные инструменты. Но они спасли больше лабораторных записей и отчетов, чем он рассчитывал. Могло быть хуже. Правда, хуже того, что случилось с Иринной, не могло быть ничего.

– Поворачиваем налево от меня, – предупредил Рикар. – Ты как? Передохнуть не надо?

– Давай уж заканчивать, – отдуваясь, выдавил Кампар. – Не знать мне покоя, пока не окажемся за крепостной стеной.

– В смысле за дверью?

– На худой конец.

Самодельные лямки врезались в плечи. Груз на носилках раскачивался, приходилось придерживать его руками. Кампар чувствовал, что дышит тяжело, но не так тяжело, как можно было ожидать. Мышцы ног горели, но делали свое дело.

В молодости Кампар видел выставку, посвященную геноциду неокордистов на юге. На одной картине были изображены молодые люди, несущие на плечах тяжелое дерево. Они шатались под его тяжестью, но груз не мог раздавить их всех. Совсем, полностью – не мог. Почему-то воспоминание пришлось к месту.

– Знаешь, – заговорил он. – Я… в молодости… видел картину. Неокордисты. С деревом.

– Тебе точно не нужно передохнуть?

– Все в порядке, – сказал Кампар, – идем дальше.

Когда они добрались до общей комнаты, оказалось, что хаос царит и там. Мебель сдвинули к стенам, расчистив место для громоздкого оборудования. Кухонный прилавок и обеденный стол превратились в рабочие места. Несколько десятков образцов ягод, несколько псевдочерепах – и здесь будет безбожная смесь рабочего и жилого пространства. Исполнится плохо скрываемая мечта Тоннера: заставить всех жить в лаборатории. Илси, с засученными рукавами, с ножом в руке, склонилась над шнуром резонансного анализатора. Разрез выходил чистым и умелым, экран, то голубой, то белый, сообщал, что идет настройка. Синния сидела у обеденного стола, Джессин – рядом с ней. Штаны и рубаха, такие же, как у всех, болтались на ней наподобие больничного халата. Лицо – как воск, плечи ссутулились, словно прикрывали ключицы.

Они поставили центрифугу, вытянули из-под нее лямки и вставили в гнездо шнур питания. У Кампара болела спина. Дома он отправился бы к знакомому массажисту – в маленькую желтую палатку на площади у Дома ученых. Здесь он потянулся и задумался: будет ли в его жизни что-нибудь, кроме этих нескольких комнат, где ему предстоит корячиться до конца своих дней и умереть в уголке, за неимением более безопасного места?

– Отлично! – Тоннер подбоченился и направил на него острый, как штык, взгляд. – С выводом словаря придется повозиться. У меня есть несколько идей, но, если запустить эту штуку, можно работать параллельно.

– Так что, возвращаемся к прежнему плану? – осведомился Кампар. Он не собирался вкладывать в слова столько яда. «Опять то же самое? Надеемся на лучшее?» Но, видно, намек, как ни осторожничай, проступал сквозь поверхность.

– Как только нам доставят новые образцы, – сквозь зубы процедил Тоннер, – мы продолжим опыты.

– Я смогу заняться этим, – сказала Джессин.

– Сможешь ли? Похоже, тебе лучше пересидеть. Если бы ты не скрывала проблем со здоровьем, мы могли бы держать в лаборатории двоих, как я и планировал.

«Ох, Тоннер!» – подумал Кампар, воображая, как бы тот выглядел, если выбить из него все дерьмо. От этой картины боль в спине сменилась теплом в животе. Джессин скрючилась, уставившись на что-то за пределами комнаты, за пределами стола. Синния тронула ее за руку, но Джессин ничего не заметила.

Тоннер, похоже, сообразил, что зашел слишком далеко.

– В смысле… не хотел обидеть.

– Еще раз скажешь такое, – начал Кампар, – и я…

– На самом деле, – перебил его Дафид, – чем больше я об этом думаю, тем чаще склоняюсь к мысли, что Джессин спасла нас.