Когда снаружи совсем стемнело и Кампар с Синнией ушли к себе, Дафид заложил в резонансный анализатор последний образец.

– Ну, вот, пожалуй, на сегодня закончу. Завтра увидимся.

– Рикар… – заговорил Тоннер. – Не присмотришь здесь? Мне будут нужны показания на четверти и половине прогона.

– Сделаю, – отозвался Рикар, перебираясь на освобожденное Дафидом место и кивая в сторону научного руководителя. – Он-то наверняка нашел время поспать.

– Думаешь, я умею работать, не просыпаясь? – сказал Тоннер. Странно было слышать, как он перешучивается с Рикаром. И вообще шутит. И еще за шуткой стояла не осознанная пока грусть.

У себя в комнате Дафид принял душ. Физически он не устал, но голову, казалось, туго набили соломой. Было ощущение, что где-то есть нечто важное, что еще чуть-чуть, и он поймет – так чувствуется перемена в воздухе перед бурей. Мысли прыгали: погоня Джессин, Рикара и Кампара за пьющими ночью, исчезновение коридорных воронов, чуть не сорвавшийся от ярости библиотекарь… Кусочки не складывались, но Дафид был уверен, что они сложатся, – надо только взглянуть под нужным углом.

Сон уже коснулся разума, навевая полузабытые воспоминания, когда дверь тихо открылась и снова закрылась. Он моргнул, приподнялся на локте.

– Что такое? Что случилось?

– Ничего, – ответила Илси, присев на край матраса. – Ничего не случилось.

В почти непроглядной темноте угадывались только знакомые очертания ее лица и слабый отблеск глаз. Он откатился в сторону, она легла на освободившееся место.

– Что это значит?

Настала тишина, равносильная улыбке. Она взяла его руку, направила в нужное место. Мысли сбились.

– А как по-твоему?

– Илси…

– Если хочешь, я уйду. Но нам не так много осталось. Не так много времени. И безопасного существования. И причин рассчитывать на завтра. Мне сейчас не хочется поступаться ничем хорошим, что есть в моей жизни. Мне нужно все, что может меня поддержать. Если это не то, я пойму. Но если то…

Он понял, что она передернула плечами. Потом закрыл глаза – от этого изменилось не так уж много. Мозг просчитывал последствия его следующих слов, словно ходы на игровой доске. «Тоннер видел, как ты вошла?» «Что будет с ним, если ты останешься?» «Насколько сложнее станет все для остальных?» Она погладила его пальцем по тыльной стороне ладони. Кожа шуршала, как тихий ветер в пустыне.

– Хорошо.

– Хорошо?

– Останься, пожалуйста.

Рой в ссоре сам с собой. Мертвая девушка возмущена, сердита, судит резко. Все это чудовищно. Все! Вся эта херня ради статуса. Найти самого влиятельного мужчину в группе и броситься к его ногам. Какая гадость! Илси – или то, что осталось от Илси, – не подает голоса, но ее обида и готовность обороняться отражаются в желваках под скулами, в жесткой складке губ. Рой чувствует, как она тянется к отголоску мертвой девушки, ищет место, куда нанести удар, но от Эмир уже нет почти ничего. Дафид вытянулся рядом с ее телом – он тоже уязвим, но совсем в другом смысле.

Рой перестал управлять похищенным телом, позволив нервным импульсам и химическим сигналам протекать так, как они текли бы без него. Теоретически, он знал, телесное наслаждение отсылает к другим понятиям. Имя, запах, личность. Теперь он наблюдает эти отсылки в реальном времени. Он ощущает, что секс может сотворить с человеческим мозгом, что способны сделать желание, потребность и ослабление желания.

Мертвая девушка не ошибается. Это непристойно. Илси, видящая себя чужими глазами, унижена. Она говорит себе, что это не она, а рой, но никто ей не верит. Слишком много прежних воспоминаний, других случаев, когда она теряла интерес к одному партнеру и выбирала другого, который шел в гору. Она старалась не узнавать этого о себе. Ей стыдно, и рой снисходительно относится к ее стыду. Это малый грех, ничтожный дефект в великом строе всего сущего. Мертвая с омерзением отпрянула, и рой проявляет к Илси Янин доброту, участие и даже что-то вроде любви.

– Ты что-то сказал, – говорит он.

Дафид Алькор глубоко вздыхает, так что ее голова приподнимается на его груди.

– Про карриксов-солдат. Ты сказал, их стало больше?

– Да.

– Как думаешь, насколько?

– Не знаю. Десятки… но зал такой огромный. Я не заметил бы и тысяч. А может, их было не больше обычного, просто я столкнулся с организованным передвижением войск.

– Может быть, – говорит рой, хотя знает, что это не так. Даже располагая только пассивным восприятием, он обнаружил следы. Намеки. Несколько лишних частиц на миллиард молекул запаха. Усиление неприметного гула в тюремных залах. Сквозь сеть дронов, стерегущих небо планеты, прошли новые корабли карриксов. Великий улей зашевелился. Близятся перемены, а перемены для карриксов и для роя означают одно: войну. Близится война. Карриксы готовят новую волну атак, и из всех противостоящих им сил об этом знает он один.

Поставленная задача гложет его, как неутолимый голод. Сексуальная удовлетворенность принесла некоторое облегчение, но теперь беспокойство вновь нарастает. Нужно найти способ передать все, что он узнал, что продолжает узнавать. Нужно найти способ вырваться с планеты, из подвалов мира-дворца карриксов, туда, откуда есть выход в безопасное место. Этот миг невероятного затишья, эти люди в пузырьке времени, пространства и безопасности, созданном ими друг для друга вопреки смерти и насилию, что окружают их, – все это прекрасно, потому что недолговечно. Прекрасно потому, что они, даже после всего, что видели и испытали, не сознают своей удачи. И того, как плохо все может кончиться.

«Это твое, – думает Илси. – Ты винишь меня, но этот секс для тебя. Он был нужен тебе. Я теперь ничего не решаю. Я – угасающий наблюдатель в собственном теле. Зачем тебе это понадобилось?»

Рой не может ответить на этот вопрос. Это очень по-человечески – желать чего-нибудь, не зная зачем. Рой обдумывает это.

Затем он придвигается, прижимается к любовнику, купаясь в малом, чувственном удовольствии. Получая утешение там, где его еще можно найти.