– Это потому, что они нас не опасаются. Мы для них – не угроза.

– Может, и так, – сказала Джессин. «Или здешние карриксы так мало значат, что настоящую власть не волнует, погибнут они или нет». Вслух она этого не сказала. В голове еще звучал сигнал тревоги.

Остенкур положил пистолет на стол перед ней. Чтобы показать, решила Джессин, будто она могла с первого взгляда отличить игрушечный от настоящего. Но когда он откинулся назад и скрестил руки, она поняла, что это подарок. Теперь у нее есть оружие – только возьми. Она не взяла.

– Если вы затеваете тюремный бунт, хочу напомнить, чем закончился прошлый, – сказала она. – Победы вам не видать. Посмотрите вокруг. Вспомните, как вы вышли из той камеры и увидели все это. Все людское население Ирвиана уместилось бы в одном крыле одного этого здания. А ими застроена вся планета. Бунт – дело безнадежное.

– Смотря какую цель ставить, – подал голос Оллстин. – Если вернуться в прежнюю квартирку на Анджиине, то да, шансы паршивые. А если имеешь в виду что-то другое… понимаете?

– Нет, – отрезала Джессин. Но она поняла. Остенкур задумал умереть со славой, нанеся удар угнетателям. Так муравей кусает в подошву слона, раздавившего муравейник. Даже до моральной победы не дотягивает.

– Вы знаете, что будет, – заговорил Остенкур без прежней теплоты в голосе. Ее сменил холод – не гневный, не агрессивный. Теперь он и говорил, собственно, не с ней, а с самим собой. – Если мы, как воспитанные зверушки, делаем, что нам велено, то можем надеяться прожить еще несколько дней. Или месяцев. Или лет. Те, кто помоложе, могут даже обзавестись потомством, а карриксы будут делать с детьми все, что захотят. Вам нравится такое будущее?

– Или это, или смерть.

– Верно, – признал Остенкур. – Или прожить, сколько они позволят, и умереть, как они велят. Или…

Он пожал плечами. Что-то в его взгляде заставило Джессин взять оружие. Она стала рассматривать уродливый кусок металла. Громоздкий, неудобный – но она верила, что он будет действовать. И припомнила, сколько ночей – почти каждую ночь – рассчитывала использовать что-нибудь такое, лишь бы не увидеть рассвета. Они воображают себя самоубийцами. Оллстин, Меррол, Лларен Морс. Даже Джеллит, хотя ему ли не знать. Они воображают, что их страхи и клаустрофобия – такие же, как у нее.

И ошибаются. Джессин приобрела гражданство во владениях тьмы. Остенкур ищет смысл в смерти. Умереть стоя или жить на коленях, вот это все. Чтобы люди примирились со смертью, ему приходится изображать ее благородной.

Жалкий любитель.

Джессин нашла зарядную камеру. В ней были химический патрон и кусочек стали или шлака. Она вполне могла представить, как наводит оружие на Остенкура и оттягивает спусковой крючок. До чего же он удивится! Могла представить, как проделывает это, уперев ствол ему под подбородок, – вот только Джеллит огорчится.

И еще она с удивлением поняла, что ей не хочется этого делать.

– Какая у вас ко мне просьба?

– Мы можем изготовить кое-какие инструменты, а для широкого производства химикатов у нас нет условий, – объяснил Остенкур. – А у вас есть. Вы уже изготовили биологическое оружие и с успехом применили его. Изобретите что-нибудь для нас. То, что проймет этих сучьих карриксов. Пустит им кровь из носа, чтобы они дважды подумали, прежде чем снова связываться с людьми. – Он улыбнулся, широко и ласково. – Вы только сделайте, а уж мы найдем ему применение.

29

– Мы могли бы сделать это?

Тоннер открыл и закрыл рот. В голове – одно удивление. Его хватило только на короткий смешок, а дело было не смешным. Джессин с Синнией сидели напротив него, спиной к окну, так что он видел только силуэты. Джессин выглядела серьезной. Синния выглядела голодной. Тишина состояла из гула механизмов, пронизывавшего плоть тюремных стен, и дыхания несильного ветра за стеклом.

Остальные – Кампар, Дафид, Рикар, Илси – расселись кругом на крышках приборов или прислонялись к стене. Из новичков никого не было. Только семья, только свои – и Тоннер понятия не имел, что им сказать.

Вместо него заговорил Кампар.

– Как по мне, это не первостепенный вопрос. Думаю, начать стоит с того, почему мы вообще задумались об этом. Не поймите меня неправильно, мне по душе драматический флер, но речь-то идет о групповом самоубийстве.

– Речь о том, чтобы дать отпор, – сказала Синния.

Когда Тоннер попал в одну камеру с ними, Илси рассказала ему об Остенкуре и о том, как Синния с горя примкнула к бунтовщикам. Тогда это казалось не самым важным. Это осталось в прошлом – но вот оно продолжается. Прошлое вовсе не прошло.