— Не могу вам подсказать, простите, я, знаете, отлучалась — с девчонками в подсобке порядок наводила. Вернулась — письмо уже лежит. Рядом никого. И почерк… женский, вроде бы, — она слегка усмехнулась. — Наверное, девушка какая пишет…

Эльвира Марковна, видимо, таила на меня обиду — ведь если не слова, то эта улыбка уголком рта была рассчитана на Свету. И Свете её слова не понравились. Она стояла рядом. Не сказала ни слова, но я краем глаза заметил, как она сильнее сжала ремешок сумки. Ногти врезались в кожу, лицо оставалось спокойным, но что-то внутри уже напряглось. Сдерживалась.

— Спасибо, Эльвира Марковна, — подчёркнуто кивнул я.

— Всегда пожалуйста, — чуть склонив голову, ответила та и снова села за журнал «Работница».

Мы пошли по коридору. Света не отставала, но шаг у неё стал чуть жёстче, чем обычно. Каблучки отбивали барабанный бой военного марша.

Когда мы завернули, она вдруг проговорила:

— А ты не хочешь его открыть? Ну… прямо сейчас?

— Сейчас дойдём до номера, и открою, — ответил я спокойно, не ускоряя шага.

— Конечно, — кивнула жена с некоторым сарказмом в голосе, — Всё же «лично в руки». Раз так — значит, очень лично… Да?

Интонация была ровная, но за этой ровностью слышался металл.

Я открыл дверь. Она вошла первой. Не глядя на меня, прошла вглубь комнаты и остановилась. Не села, не разделась. Просто стояла. Ждала.

Я подошёл к столу, вынул из кармана конверт, медленно надорвал край. Внутри — сложенный пополам лист бумаги. Пока я разворачивал его, чувствовал на себе её взгляд. Он был за спиной, но ощущался отчётливо, почти физически.

Письмо могло быть на самом деле, чем угодно. Но то, что думает Света, для меня куда важнее.

Прочитал:

Андрей. Это Лиза Грунская.

У меня есть срочная и важная информация для тебя.

На работу к тебе не смогла прийти — за мной следят.

Прошу, приезжай ко мне.

Садовая, 19. Это дом за бараками.

Буду ждать сегодня допоздна.

Всё равно не усну после того, что узнала.

Приезжай скорее, мне очень страшно.

И приезжай один.

Почерк округлый, ровный и местами будто «испуганный». Я медленно опустил письмо на стол — так, чтобы видно было моей Психологине. Света молча подошла, наклонилась, пробежала глазами по строчкам. Потом выпрямилась, чуть фыркнула.

— И что? — спросила она, глядя мне прямо в глаза. — Поедешь? К этой вертихвостке?

Я не стал торопиться с ответом. Взял её за руку, притянул к себе. Она не отстранилась, но стояла напряжённо.

— Свет… это может быть важно. Если она что-то узнала — я должен выслушать.

— Ну конечно, — усмехнулась она, не отводя взгляда. — Садовая, бараки чёрт знает где, поздно вечером. И обязательно один. Прямо оперативная… романтика.

Я не стал спорить. Просто обнял. Она была напряжённой, как струна, но не вырывалась из объятий. Я поцеловал её в висок. Она молчала. Потом — всё-таки обняла в ответ. Её губы были рядом, дыхание — участилось. И дальше всё пошло само собой. Без слов. Без споров. Без объяснений. Только тепло, только касания, которые сказали больше, чем любые оправдания. Все-таки женщины, когда ревнуют, становятся необычно страстными.

Полчаса спустя я тихо поднялся с кровати. Света лежала, чуть прикрывшись простынкой, смотрела на меня влюбленным взглядом.

— Поеду. Ненадолго, — сказал я, застёгивая рубашку. — Надо.

Она кивнула, не поворачиваясь.

— Только… аккуратно. И сразу обратно. Слышишь?

— Обязательно, — сказал я.

Вышел в коридор. Постучал в соседний номер. Открыл Катков — в одной майке и трусах, с влажным полотенцем на плече.

— О, Андрей… Ты чего?

— Дай ключи от машины, Лёш.

Он посмотрел за моё плечо, потом — на меня.

— Куда собрался-то?

Из-за его спины выглянул Погодин. В руках у него был стакан с чаем.

— Андрюха? Дело важное?

— Важное, — кивнул я. — Надо съездить. Одному.

— А нас что ж не берёшь?

Я помотал головой.

— Там одному нужно. Никаких групп. Только я.

Катков, не задавая больше никаких вопросов, снял с крючка ключи и протянул мне.

— Тогда езжай. Но если что — сразу звони. Без геройства, Андрей Григорьевич.

О как. А роль начальника ему определенно шла.

— Понял, — улыбнулся я, убрал ключи в карман и вышел в ночь.

Я подъехал к нужной улице без фар, накатом. Остановил в тени тополя, чуть в стороне от основной улицы. Слил бензин из бензобака в бутылку через резиновый шланчик. Немного. И пошел дальше, крадучись.

Нужный дом был одним из десятков таких же — крыша из серого шифера, стены из потемневшего бруса, облезлая краска на ставнях. Забор — перекошенные доски, кое-где с дырами, через такие можно было спокойно пролезть, не привлекая внимания.