Особенность этих тел заключалась в другом: отсутствие нормальных признаков гнилостного вздутия. Всё объяснялось составом воды. Высокая концентрация иловых минералов, пониженное содержание кислорода и специфические химические процессы фактически законсервировали останки. Как в формалине.

Орлов стоял рядом, курил — и теперь хмыкнул, глядя на мёртвые, серые тела, едва одетые в остатки рваной одежды:

— Видишь, Андрей Григорьевич… Озеро не отпустило их. Сохранило как было.

Именно в этот момент судмед Чекмарёв, ковыряясь в одном из тел острым скальпелем, вслух отметил:

— Парадоксально… Ни одного сердца. У всех — разрезы в проекции перикарда. Сердца извлечены. Мне кажется, без повреждения соседних органов.

Он даже нацепил очки, чтобы получше рассмотреть:

— Резали острым инструментом.

Некоторые из милиционеров побледнели ещё больше. Один, совсем юнец, начал отходить к кустам, чтобы не опозориться. Я разрешил тем, кто не выдерживал, отойти за оцепление и просто контролировать периметр.

Катков отослал одного из своих участковых в отделение: срочно передать информацию оперативному дежурному, ведь нужно было зарегистрировать материал по обнаружению трупов.

А я стоял, смотрел на тела и ощущал, как внутри поднимается глухая злость. Всё сходилось. Всё вело сюда. Чёрное озеро. Пропавшие люди. И кто-то, кто слишком хорошо знал, когда именно надо убивать, чтобы вода спрятала правду. От всех и навсегда.

Но мы её достали. Теперь оставалось понять — кто стоит за всем этим. И зачем ему эти смерти.

Работа кипела. Мы запросили в Москве подкрепление: судебно-медицинских экспертов высшей категории, специалистов по идентификации трупов при сильных гнилостных изменениях — тех, кто хорошо работал по папиллярным узорам на кистях рук. А также стоматолога-криминалиста — эксперта по установлению личности по зубам.

Местные судмедэксперты, при всём их старании, были не готовы справиться с таким объёмом задач. А вытащенные из «заколдованной» воды тела ждать не могли. Тем временем Орлов по своим каналам инициировал через Москву проверку всей логистики фабрики «Красная Нить». Маховик расследования раскрутился всерьёз.

Я же чувствовал, что нужно торопиться. С каждой минутой тревога за Лизу росла. Куда Беспалый дел Груню? На душе было тяжело. Она помогала мне — и вот теперь исчезла. Я должен во что бы то ни стало ее найти.

Гриша Лазовский продолжал юлить на допросах, строя из себя безобидного дурачка. Но я уже знал — никому из этой семейки верить нельзя. Пора было копать глубже.

И я решил проверить место работы Анны Васильевны Лазовской — Нижнелесовский детский дом.

Заведующая детдома встретила меня с подозрительной радушностью. Елена Семёновна — грузная женщина в платье в крупный горошек, на плечах паутинка шали, несмотря на жару (видимо, для стиля). Вечная испарина на лбу, за версту несло приторноыми духами и немного — потом. Заведущая так и сияла улыбками, суетливо предлагала чай с шоколадом в своем просторном кабинете. Обычно кабинеты не такие шикарные в подобных учреждениях — это я тоже отметил про себя. А почему такое радушие? Видно было, что слухи о моём московском происхождении разлетелись по всему городу.

— Андрей Григорьевич, — запела она. — Садитесь, у нас тут всё спокойно, дети — золотые! Даже трудные подростки теперь у нас как шёлковые…

— Благодарю, Елена Семёновна, — кивнул я сухо. — Но я пришёл не за чаем. Хотел бы побеседовать с воспитанниками Анны Васильевны Лазовской.

На лице её что-то дёрнулось. Неуверенная улыбка угасла.

— Так она… на больничном, — всплеснула руками заведующая. — Давление. Нервы. Ну, сами понимаете, сына посадили…

— Его никто не сажал, — поправил я и улыбнулся. — Он находится под следствием. Под арестом.

— Но он же, простите… дурачок. Хи-хи… Это все знают. Чего с него взять-то?

— А с его психическим состоянием будет разбираться судебно-психиатрическая экспертиза. Умственная отсталость — это не повод совершать преступления.

Она замялась.

— Всё равно… стресс, конечно… Вот Анна Васильевна и не выдержала.

— Ничего, пусть её и нет, я поговорю с детьми. С ее воспитанниками.

— Так уже говорили же, — всплеснула полными руками заведующая. — Приходил от вас парень. Интересный такой. Лихой вид, как у матроса. Кажется, Погодкин.

— Погодин, — поправил я. — Действительно приходил. Но я хочу побеседовать со всеми. А не с двумя-тремя.

И снова на щекастом лице заведующей промелькнула тень, но тут же она натянула улыбку, подчёркнутую ярко-красной помадой.

— Мы их завтра можем собрать, конечно… или даже позже… Вы только скажите, когда…

— Нет, — сказал я жёстко. — Здесь. Сейчас. Без вас и без кого-либо из педагогов.

Елена Семёновна вздохнула так тяжело, что приподнялась ее безразмерная грудь. Но, понимая, что спорить бесполезно, заведующая кивнула и повела меня к нужной группе.