Ламп горело меньше, чем раньше. Когда они с Петровым только проникли в лабораторию, свет шел цепочкой, будто специально проведённой. Теперь же отдельные секции угасли. Нет, не перегорели — Орлов видел: стекло разбито. Как будто кто-то методично шёл и гасил освещение. Случайность? Нет — охота.

Но почему в этой охоте он чувствует себя жертвой, а не охотником? Он, комитетчик, вооруженный человек. Орлов прислушался. Где-то в глубине бункера послышались выстрелы. Глухие, как в бочке.

— Петров! — прошептал КГБшник.

Несомненно, это он. Что с ним случилось? Майор хотел пойти на звук, но понял, что просто не найдет милиционера в такой темноте. Нет, нужно придерживаться плана. Григорьич сказал, что погонит «дичь» к выходу. Может, и стрелял, чтобы шугануть?

Ждем…

И тут послышались шаги. Впереди, в темноте. Неясные, еле уловимые. Только это были не обычные шаги. Не звук подошв и каблуков по бетону. Это было… не так. Они не стучали — они мягко ступали. Хищно и осторожно. Сначала — едва слышно, как будто кто-то прошёл босиком по резине. Потом — чуть громче, сухо, настойчиво. Будто кто-то двигался на подушечках звериных лап, медленно и крадучись.

Орлов напрягся. Плечи налились тяжестью, рука непроизвольно подняла пистолет. Он хотел было крикнуть привычное: «Стоять! Комитет госбезопасности»! Но сдержался — рано… Пусть ближе подойдет. Петров бы не одобрил, если бы он спугнул преступника. Теперь майор чувствовал и понимал, что это точно не Курсант.

Он сделал шаг назад, оказался за желтым кругом света лампы. Прижался к холодной и шершавой стене. Взглянул вперёд. Дальняя часть коридора тонула во тьме.

— Андрей Григорьевич? — тихо окликнул он. — Это ты?

Шаги тут же оборвались. Растворились.

Лампа на потолке впереди замигала, затрещала. Борислав отошел еще назад и чуть в сторону, хотел укрыться в темноте. Он понял — его видят. И вдруг лампа мигнула в последний раз и погасла. Послышался непонятный скрежет.

— Что за чёрт… — прошептал Орлов.

Генератор работал — гул шёл по стенам, но лампы гасли. И не сами. Он снова включил фонарик и посветил на стену, затем наверх. Там торчал только разорванный кабель. Кто-то выдрал его с мясом. Силой. С нечеловеческой силой.

— Я знаю, что ты там! — выкрикнул он, перекрывая страх и тыча хилым лучом фонарика в черноту. — Выходи! Или я стреляю!

Он вытер лоб, пот катил градом, заливал глаза. Пистолет подрагивал от напряжения, а голос майора стал сиплым и даже ослабел:

— Считаю до трёх! Раз…

Шорох. Что-то шевельнулось слева, потом справа. Или сверху? Он не понял. Но сразу выстрелил.

Вспышка. Отдача. Эхо. Звон гильзы о бетон. И снова выстрел.

Бах! Бах! Бах! Бах! Раскатами прокатился грохот.

Орлов стрелял, пока не опустел магазин. Звук ударял по ушам, разносился по коридорам, казался чем-то чужим, неземным. Когда оружие щёлкнуло пустотой, он сбросил магазин, судорожно вставил запасной, снял с затворной задержки оружие. Пистолет хрустнул, загоняя патрон в патронник. Готово. Борислав замер.

Теперь не горела ни одна из ламп. И фонарик подыхал. Желтое пятно от него становилось все меньше и далеко не пробивало. Жалось все ближе и ближе к человеку.

И тогда что-то капнуло ему на голову. Теплое. Липкое.

Он вздрогнул и поднял руку. Провёл по макушке, поднес к глазам, переведя лучик на пальцы. Подушечки окрасились в тёмно-красное.

Кровь.

Орлов медленно поднял голову. Очень не хотелось ему смотреть наверх. Там, под потолком, в месте, где шахта вентиляции переходила в боковой тоннель, чернела дыра. И в этой дыре… что-то было. Что-то смотрело на него.

Он не успел выстрелить. Лишь закричал.

Огромная тень сорвалась сверху. Удар был молниеносным. Плечи Орлова хрустнули, шея скривилась. Он захрипел и рухнул на пол, как сломанная кукла.

Последнее, что он услышал — это хруст собственных позвонков. Последнее, что он подумал:

«Петров… отомсти за меня…»

Фонарик треснул, раздавленный кем-то. Тьма сомкнулась и стала полной. Майор погиб почти мгновенно.

Я пересчитал патроны. Оставалось всего четыре. Один вытащил из почти опустевшего магазина, остальные были во втором. Собрал все в один магазин, защёлкнул в рукоятку, передернул затвор.

Четыре выстрела — негусто. Но если их не тратить, а стрелять метко — достаточно, чтобы прикончить ту тварь, что устроила здесь бойню.