Шрифт:
Сейчас он казался таким безмятежным — обычно жёсткие черты лица смягчились во сне. Заострённые уши прижаты к коротко выбритым вискам, а более длинные волосы на макушке беспорядочно спадали Хакону на лоб, придавая почти мальчишеский вид. Его губы были слегка приоткрыты, обнажая кончики клыков, и выглядели настолько соблазнительно, что она не могла устоять.
Тяжёлая рука, лежащая на её талии, сжалась и притянула её ближе, когда она стала будить его поцелуем. Возможно, стоило дать ему поспать, но она не могла в одиночку сдерживать своё ликование.
Он просыпался медленно, его губы лениво отвечали, пока она переплетала их ноги.
Какой способ встретить новый день.
Ей это нравилось. Большинство своих утренних часов она проводила в одиночестве. В этом тоже были свои прелести, как и в возможности растянуться на всей кровати. Однако нынешнее положение открывало куда больше удовольствий, и она уже представляла, как быстро привыкнет к его присутствию здесь — в её кровати, в её покоях, в её жизни.
Он мой. Настоящий и навсегда мой.
Мысль казалась почти невероятной. Она не могла вспоминать вчерашний день без трепета. Эйслинн не знала, как всё сложилось так удачно, улыбнулся ли ей наконец какой-то древний бог, но она не собиралась принимать этот дар как должное.
Баярд в темнице, Хакон в её постели.
Все оказались именно там, где должны быть.
Эйслинн как раз проводила ладонями по мускулистой груди своего мужчины, когда он наконец оторвался. Его добрые карие глаза открылись, взгляд был таким нежным, что ее охватила дрожь.
— Доброе утро, моя пара, — пробормотал он.
— Доброе утро, будущий муж.
В ответ он одарил её улыбкой — глаза превратились в щёлочки, а на щеке появилась та самая убийственная ямочка.
Он поднял большую ладонь, чтобы отвести волосы с её лица, и надолго прижал руку к её щеке, заглядывая в глаза и деля с ней дыхание. Эйслинн понимала — он хочет что-то сказать, но не торопила его, счастливая просто лежать в его объятиях.
Когда он наконец заговорил, его брови были нахмурены от беспокойства, и это чуть не разбило ей сердце:
— Ты уверена? — прошептал он. — За пределами этой комнаты… не все примут нас.
— Я не боюсь, — так же тихо ответила она. — Те, кому это не по нраву, научатся либо принимать нас, либо держать язык за зубами. Я уверена в тебе, Хакон. Если только ты…
Живот её сжался от мысли, что у него могли появиться сомнения. Романтические жесты и ночные разговоры — одно дело, но жить рядом с ней, наследницей Эйреана, — совсем другое. Немногие подошли бы для такой жизни, полной испытаний.
Он быстро развеял её страхи, покачав головой:
— Ничто не разлучит нас теперь, — он прижал её руку к своей груди, разместив её над ровным стуком своего сердца. — Связь завершена — я твой навсегда, даже когда боги призовут нас к себе. Я просто хотел убедиться, что ты уверена в своём выборе.
— Больше чем уверена.
Его ответная улыбка была сдержанной, но от этого лишь прекраснее. Люди могли принять его скромность за мягкость характера или отсутствие страсти. Как же они ошибались. Эйслинн видела, как яростно пылал его внутренний огонь — раскалённое железо, которое можно согнуть, но не сломать.
Вместе они выкуют свою собственную жизнь.
— Я люблю тебя, мой дорогой, — прошептала она, касаясь его губ, счастливые слёзы выступили на ресницах.
— Ах, виния, ты начинаешь день, балуя меня, — притянув её на себя, он ладонями обрисовал каждый изгиб, прежде чем губы вновь захватили её. — Мне не хватит слов, чтобы сказать, как сильно я люблю тебя, — признавался он между поцелуями, — как ты прекрасна, блистательна, как…
Дверь в солнечные покои распахнулась. Вульф сорвался с лежанки у камина с громким лаем.
Эйслинн поспешно нырнула под одеяло, когда в спальню ворвалась Бренна. Глаза служанки округлились при виде Хакона.
— В одной постели? — возмутилась она. — Вы же ещё даже не обвенчаны!
Прикрываясь одеялом, Эйслинн села, нахмурившись.
Хакон, подложив одну руку под голову и демонстрируя полнейшую мужскую невозмутимость, парировал быстрее:
— Мы связаны по орочьему обычаю, — спокойно объяснил он Бренне.
— Мы не в орочьих землях, а ты, — Бренна укоризненно ткнула пальцем в Эйслинн, — не оркцесса.