Эйслинн слишком поздно поняла, что еще не говорила отцу о желании приручить сад. Она знала, что у него не будет возражений, но любое упоминание о Ройсин всегда вызывало мрачную тень на лице Меррика.

Точно так же, как это произошло сейчас.

— Да, — тихо ответила она. — Я… Это спокойное место, где можно посидеть. Оно напоминает мне о ней.

Не отрывая взгляда от своего кубка, он провел по ободку ногтем большого пальца.

— Хорошо. Будет приятно увидеть, что ему вернули былую славу. Но разве ты не предпочла бы, чтобы Морвен и ее слуги позаботились об этом?

— Нет, я… я хочу это сделать сама.

Наконец, отец бросил на нее взгляд, короткий, но значительный по глубине. Меррик потянулся, чтобы сжать ее руку.

— Все в порядке, дитя, — сказал он. — Давай посмотрим, на что ты способна.

Улыбка Эйслинн была горько-сладкой. Ей всегда нравились слова своего отца «Посмотрим, на что ты способна». Там, где другие отцы могли запрещать или делать выговор, Меррик Дарроу всегда только поощрял и советовал. Даже когда Эйслинн, и особенно Джеррод, заслуживали выговора.

Кстати, об этом…

Хорошее настроение к ее отцу все еще не вернулось, и Эйслинн не видела причин снова его портить.

Лучше всего сделать это сейчас.

С тяжелым сердцем она вытащила из кармана письмо Начальника Палаты.

— Мы получили его не так давно, — передавая письмо Меррику, она объяснила: — Джеррод сбежал. Никто не может его найти.

Нахмурившись, ее отец пробежал глазами страницу. Резкие морщины прорезали его лицо, из-за чего он выглядел намного старше своего возраста. Эйслинн ненавидела напоминание о том, что он становится старше — она ненавидела поседевшие волосы, морщинки, разбегающиеся веером вокруг его глаз.

Она ненавидела Джеррода за то, что он придал лицу отца такое выражение.

После долгого молчания Меррик с отвращением бросил письмо на стол. Откинувшись на спинку стула, он наконец обратил на Эйслинн стоический взгляд, но она достаточно хорошо знала отца, чтобы увидеть, какая боль таится под поверхностью.

— Как говорит начальник Палаты, это не совсем неожиданно. Возможно, было чересчур наивно предполагать, что он примет свое наказание с каким-либо смирением.

Слова были и вполовину не такими резкими, как Джеррод заслуживал, но Эйслинн не смогла удержаться от вздоха. Что бы она ни чувствовала или не испытывала к Джерроду, он был ее братом, и, по крайней мере, она жалела его.

И все же Эйслинн придержала язык, ибо что тут можно было сказать? Возможно, она смогла бы придумать что-нибудь в его защиту, если бы смогла простить его за то, что он сделал, но она не простила.

Сорча ей как сестра, родная сестра по сердцу. Подруга, которая знала Эйслинн и принимала ее такой, какая она есть. Такой друг был бесценен — и был даже важнее крови. Эйслинн знала, что значит быть неправильно понятой, задаваться вопросом, почему кто-то уделяет ей хоть какое-то внимание: то же самое было и с Сорчей.

Устремив взгляд вдаль, Меррик поднес кубок к губам и одним глотком допил остатки медовухи. Он сидел прямо на своем месте, его взгляд стал жестче, и Эйслинн приготовилась к тому, что ей не хотелось бы услышать.

— Если он хочет устроить свою собственную жизнь, полагаю, я не могу винить его в этом. Но мы должны, по крайней мере, найти его. У твоего брата склонность к неприятностям.

— Разве его не следует вернуть в Палату? — шесть месяцев вряд ли являлись настоящим наказанием.

— Да, но кто будет держать его там? Должен ли я послать рыцарей охранять его и наблюдать, как он ухаживает за больными?

Если это то, что нужно. Если это, наконец, заставит его научиться.

— Нет, — ответил Меррик на свой собственный вопрос, — в этом нет смысла. Пусть он живет сам по себе.

Он вздохнул, на его лице появилось измученное выражение, и Эйслинн прикусила щеку, чтобы промолчать. Решение свинцом легло у нее в животе, неприятное и тяжелое. Неужели они просто никогда больше его не увидят? Никогда не произнесут его имени и не узнают, что с ним стало?

Ее отец уловил ее молчание и поднял руки.

— Я знаю, дитя. Я просто… То, что он сделал, это… — Меррик покачал головой. — Я полагаю, что стоит присматривать за ним. Если он уехал на юг, мы наверняка услышим о нем.

— На юг? — повторила Эйслинн, чувствуя, как по ее шее пробежали мурашки разочарования от мысли, что она что-то не знает.

Она не пропустила, как поморщился ее отец.

— Да, — смерив ее взглядом, он сказал: — Мы с Кьяраном решили совершить еще одну экспедицию на юг. Очевидно, что мы и близко не добились того, чего надеялись, в борьбе с работорговцами, и те, кто похитил Сорчу, все еще на свободе.