— Для чего еще нужен кузнец? — его улыбка стала дерзкой, ямочки на щеках углубились. — Все эти рисунки в вашем блокноте очень…

Настала очередь Эйслинн покраснеть.

— Беспорядочные?

— Впечатляют, — решил он. — У вас так много идей.

Эйслинн пожала плечами, не зная, что еще делать, столкнувшись с такой похвалой.

— Просто так работает мой разум, я полагаю. Если бы я не нарисовала их и не вытащила наружу, они бы теснились у меня в голове и не оставляли места.

Когда ее объяснение было встречено молчанием, она осмелилась поднять глаза — и обнаружила, что он смотрит на нее с… она не знала с чем, но от этого ее сердце затрепетало, как птичьи крылья.

— Я об этом не думал, — медленная улыбка расплылась по его красивому лицу. — Мне это нравится. Рисунок освобождает твой разум для новых идей.

— Благословение и проклятие, — согласилась она. — Это значит, что всегда есть новая идея, которая отвлекает меня от предыдущей.

— Разум всегда в работе.

— Да, — это было совершенно верно. Он выразил словами то, что она чувствовала так, как никто раньше. Однако вместе с этим появился острый укол правды: ее разум действительно всегда был напряжен, что могло быть утомительным.

Но не прямо сейчас. Разговаривая с Хаконом Зеленым Кулаком, она поймала себя на том, что сидит на краешке стула, с нетерпением ожидая, что он скажет дальше со своим сильным акцентом.

Выбрав цельный кусок сосны, Хакон сказал:

— Позвольте мне снять несколько мерок с ваших рук, если вы не против остаться еще на минутку?

Не против ли? Ему придется вышвырнуть ее вон.

— Конечно, — сказала она, поправляя юбки, чтобы скрыть свое счастье.

Придвинув табурет, он сел перед ней с клубком бечевки. Хотя табурет был намного ниже ее кресла, его голова все еще возвышалась над ней. Ощущение его размеров было еще более острым, когда он наклонился вперед, сосредоточив внимание на разматывании длинной бечевки. Он занимал большую часть ее поля зрения, и был так близко, что она чувствовала исходящий от него жар огня, свежий аромат дерева и железа, а также более тяжелый, глубокий мужской запах. Он напомнил ей о костре, о потрескивающих оранжевых искрах и ароматных дровах в огне.

Когда он протянул ей большую зеленую руку, она, не колеблясь, протянула свою. Эйслинн прикусила губу, ощутив прикосновение его кожи к своей, когда он так нежно держал и двигал ее рукой. Он прикоснулся к ней кончиками пальцев, как будто она была нежной, драгоценной. Бечевка прошлась по ее коже, когда он обвел ее ладони вдоль и поперек, — мягкий, дразнящий шелест, за которым последовало теплое прикосновение его мозолей.

Она смотрела, загипнотизированная медленными, почти чувственными движениями его рук. Как напряглись сухожилия под его кожей, как затупленные кончики пальцев удерживали бечевку, как его ладони почти обожгли ее своим теплом, когда держали за руку.

Прошло много времени, прежде чем Эйслинн поняла, что бечевка больше не касается ее, что только его руки держат ее ладонь. Прерывисто дыша, она бросила взгляд вверх сквозь ресницы и увидела, что он смотрит на нее точно так же, из-под тяжелой тени бровей.

Какая-то дрожь… пробежала между ними. Она могла описать ее только как искрящуюся и волнующую.

Эйслинн затаила дыхание в ожидании.

Для чего, она не знала.

На этот раз ее разум был благословенно спокоен, когда она рассматривала каждую черту красивого кузнеца. Золотая искорка в правом глазу. Небольшой шрам, рассекающий пополам левую бровь. Несколько веснушек на переносице. Идеальный изгиб верхней губы, скрывающий кончики маленьких клыков.

Эйслинн приоткрыла рот — сказать, она сама не знала что, — и увидела, как его взгляд опустился к ее губам.

Судьба, что я делаю?

Отдернув руку, Эйслинн опустила взгляд в блокнот.

— Благодарю вас, миледи, — сказал он, выпрямляясь на своем табурете.

— Конечно.

Пока он вставал, между ними повисла тишина, затем Эйслинн услышала, как он роется на рабочем столе.

Она подумала, что, возможно, ей следует уйти, но нежелание удерживало ее на месте. Румянец все еще горел на щеках, и она все еще не знала, о чем думала, мечтая о нем вот так, но ничто из этого не означало, что она хотела уйти.

Слишком рано возвращаться к расписанию и мыльному кризису.

Хакон снова помог ей восстановить силы.

Его большая рука опять появилась в поле ее зрения, и, подняв глаза, она увидела, что он держит два маленьких кусочка пчелиного воска.

— Я могу отрегулировать ручки прямо сейчас, если хотите. Но будет довольно громко.

Она с любопытством взяла воск.

— Мне разогреть его?

— Да, между ладонями.

Эйслинн наблюдала, как он ловко растер пчелиный воск между пальцами, прежде чем воткнуть его в ухо. Забавляясь, она повторила процедуру за ним, сморщив нос от непривычного ощущения чего-то, забивающего ей ухо.