— Если вы придете завтра, у меня будет… — он нахмурился, делая паузу, как будто обдумывая слово. — Пример, который я покажу вам.

Ее сердце подпрыгнуло от удовольствия.

— Прототип? Уже? Замечательно! Я могу прийти завтра днем?

— Когда вам будет удобно, миледи. Надеюсь, вы его одобрите.

Она заверила его, что так и будет. После еще нескольких вопросов о том, что ему нравится вырезать — в основном животных, — и что любит Вульф — в основном спать, — Эйслинн пожелала Хакону спокойной ночи, и, когда она поднималась по лестнице обратно в замок, ее настроение улучшилось.

Она уже слышала упреки Бренны, что у нее нет времени бездельничать в кузнице над проектом, но Эйслинн найдет время. Тихо прогуливаясь по коридорам замка, она поймала себя на том, что ей не терпится узнать, что еще может сотворить красивый кузнец своими большими руками.

7

?

Новый кузнец не разочаровал.

Эйслинн поудобнее устроилась в кресле, которое он, очевидно, поставил для нее в аккуратном уголке у окна, с подушкой и всем прочим. Она усмехнулась про себя, положив блокнот на колени и наблюдая, как гигантский полуорк суетится на своем месте.

Она не была до конца уверена, но подумала, что он может… нервничать?

Эйслинн, конечно, знала его не очень хорошо и всегда с трудом разбиралась в чувствах новых людей, но мысль о том, что этот крупный мужчина может быть немного взволнован из-за нее здесь, в своей кузнице, забавляла ее.

Облако пыли и сажи поднялось в воздух и осело на обувь, когда Вульф плюхнулся рядом с ней, чтобы понаблюдать за зрелищем.

Ожидая, Эйслинн подумала, что да, он, должно быть, нервничает. Он, конечно, знал, что она придет. Она пообещала это прошлой ночью, и совершила один из своих самых удачных скрытных маневров по замку. Он приготовил стул и подушку для ее удобства. Тем не менее, он забегал по кузнице, собирая все необходимое, его уши были красновато-коричневатого цвета на очаровательно заостренных кончиках.

При ярком дневном свете она заметила деталь, которой раньше не замечала — несколько маленьких золотых сережек свисали с его ушей. Одно пронзило левый хрящ, а еще три вонзились в мочку почти до кончика уха. В его правом ухе была только одна. Судя по их блеску, они были из настоящего золота, и она обнаружила, что немного очарована этим мерцанием.

Именно по звуку, как он прочистил горло, она, наконец, поняла, что он стоит перед ней. Его уши потемнели, и он наклонил голову, левым ухом к ней.

— Миледи?

— О, прости меня, я просто любовалась твоими серьгами, — она коснулась своих сережек кончиком пальца. — Они прелестные. Они что-то значат?

— Для орков это символ… — он сделал жест рукой. — Новый зарабатывается с каждым…

— Достижением? — предположила она.

— Да. Достижением, — он прочистил горло. — Есть еще одно слово, которое я должен выучить.

— Ты уже замечательно преуспел в изучении эйреанского языка. Ты говорил на нем до приезда в Дундуран?

— Я научился во время путешествия из Калдебрака.

— Ну, я не говорю по-оркски, но рада помочь тебе любым способом с эйреанским.

В уголках его глаз появились морщинки.

— Вы добры, миледи, — потянувшись за чем-то на рабочем столе, он вручил ей незаконченный набор садовых ножниц. — А перед этим позвольте мне узнать, нравится ли вам прототип.

Эйслинн ахнула от восторга, когда он опустил его в ее жадные руки. Это всего лишь прототип? Он выглядел идеально!

— О, Хакон, они чудесны!

Она поднесла ножницы к свету, оценивая изгиб лезвий. Они были не слишком тяжелыми, хотя и металлическими, и Эйслинн поворачивала их так и эдак, чтобы осмотреть и полюбоваться.

На его щеке появилась ямочка, когда он рассказывал о пружине, которую он сделал, а также о защелке для безопасности. Затем он представил ей варианты ручек — гладкая сосна, мягкая кожа и плотно обернутый холст.

— Теперь, зная, насколько ты талантлив, я должна выбрать сосну, — сказала она.

— Конечно, миледи. Я очень скоро все приготовлю для вас.

— Я ценю это, Хакон, правда. Это гораздо лучше и быстрее, чем я ожидала. Надеюсь, это не помешало твоей работе.

— Всегда найдутся подковы, которые можно сделать, — ответил он с хорошим настроением.

Она вернула ножницы для доработки, хотя и неохотно. Что-то в том, что она держала их в руках, ощущая, насколько они прекрасны, вызывало у нее жадность.

— Я надеюсь, вам понравится пользоваться ножницами так же, как мне понравилось их делать, — сказал он, вытаскивая несколько кусков дерева, чтобы она могла выбрать. — Если вам нужно изготовить что-нибудь еще, я помогу, чем смогу.

Более прекрасных слов никто никогда не говорил — по крайней мере, Эйслинн.

— Я бы не хотела навязываться…