А в ответ Британия и Франция начали нервничать.

Государь, лондонский кабинет обсуждает создание экономического барьера вокруг Восточной Европы, — сообщил министр торговли.

– Пусть обсуждают. Пока они спорят, мы строим, — ответил я. — Европа либо примет новое равновесие, либо уйдёт в пепел собственной гордыни.

В январе 1919 года ко мне прибыли особые представители из Будапешта и Белграда. Они просили о защите, помощи, признании новой архитектуры власти. И тогда, впервые с момента начала моего пути, я начал формировать контур новой геополитической структуры: Евразийского Союза Империй — под патронажем России.

– Государь, вы не боитесь, что всё это — иллюзия? — как-то спросил граф Игнатьев. — Что одна искра вновь подожжёт Европу?

Я улыбнулся и ответил:

– Я не боюсь искры. Я стал тем, кто держит факел.

Весна 1919 года принесла с собой не только политическую перестройку, но и первые плоды реформ, посеянных в Германии и Центральной Европе. Наши экономические миссии уже действовали в Кёльне и Эссене, восстанавливая заводы, внедряя передовые управленческие практики и подкармливая уставшее от блокады население. Русский язык становился не только экзотикой, но и символом надежды на стабильность.

Однако за пределами континента начали сгущаться тучи.

Франция, наблюдая за ростом русского влияния, начала подогревать реваншистские настроения. Из Лондона поступали сведения о тайных переговорах между французскими и британскими представителями: рассматривалась возможность экономической и, если потребуется, военной изоляции Российской империи. Это был поворотный момент. Теперь я видел, что даже победа в войне не означала конца борьбы. Напротив — началась новая, куда более изощрённая схватка.

В один из апрельских вечеров, сидя за рабочим столом в Царском Селе, я подписал приказ о создании аналитического департамента при Совете министров — Бюро стратегической разведки и превентивного анализа. Его задачей было не просто прогнозирование угроз, а формирование инициативы.

Я понимал: если мы хотим сохранить влияние, мы должны предвосхищать, а не реагировать.

На одной из карт в моём кабинете висела обновлённая граница Российской сферы влияния — от Варшавы до Бухареста, от Хельсинки до Багдада. Это было не завоевание оружием, а результат экономических и дипломатических побед.

Но внутри империи тоже начинались перемены…

В июне 1919 года я выступил с новой речью перед Государственным Советом. Впервые за последние сто лет русский монарх говорил не языком автократии, а как лидер нового политического курса. Я предложил расширить полномочия выборных дум, ввести меры контроля над министерствами, а главное — создать империю знаний: от школ до научных центров.

Это была моя следующая революция — без крови, но с глубокими последствиями.

И в тот момент, когда казалось, что мы добились всего, пришло известие из Парижа:

"Французская республика в ультимативной форме требует от России свернуть политическое влияние в Баварии, Австрии и Венгрии. В противном случае – будет инициирована блокада Черноморских портов."

Я положил бумагу на стол, поднял взгляд и медленно произнёс:

– Если они думают, что колени Германии означают нашу капитуляцию, пусть узнают, что значит восстать с прямой спиной. Начинается новая партия.

Ответ на ультиматум Парижа не заставил себя ждать. Я собрал Совет министров, начальника Генерального штаба, министра иностранных дел и нескольких доверенных промышленников. Атмосфера была тяжёлой, но решимость витала в каждом взгляде.

– Франция играет ва-банк, — сказал министр иностранных дел Сазонов. — Они рассчитывают, что мы не рискнём открывать второй фронт дипломатии после войны.

– Мы и не будем, — ответил я. — Мы ударим там, где они не ожидают. Экономика, дипломатия, технологии — это оружие нового времени.

На следующий день, под моим личным указом, началась операция «Зеркало». Это была масштабная дипломатическая и экономическая акция: из Берлина, Будапешта и Вены в Париж отправились делегации представителей германской буржуазии и интеллектуалов — под протекторатом Российской империи. Их задача была проста: показать, что новый порядок приносит восстановление, не унижение. В то же время через Турцию и Балканы пошли русские кредиты, нефть и зерно в страны Южной Европы. Мы создавали новый союз — Северно-Восточный экономический пояс — на манер анти-версальского блока.

Тем временем внутри Германии началось восстание левых радикалов, вдохновлённых идеями московских большевиков. Но теперь я был готов. Благодаря внедрённой агентурной сети, инспирированной ещё в 1917-м в альтернативной реальности, мы заранее выявили и нейтрализовали ключевых подстрекателей. Немецкое правительство, хоть и формально независимое, работало в тесной координации с нашими офицерами.

В Берлине, перед Бранденбургскими воротами, канцлер Германии выступил с речью:

– Империя, что поддержала нас в тьме, не требует подчинения. Она требует разума. Мы выбрали сторону — и это не Париж.