Тем временем Франция делала ставку на Британию. Но Лондон колебался: ситуация в Индии была нестабильной, Египет требовал независимости, а русские корабли начали курсировать у берегов Персидского залива.

Я знал: одна ошибка — и мир снова вспыхнет.

Секретные депеши из японского посольства в Петербурге сообщили о готовности к переговорам по новой азиатской коалиции. И хотя это будет позже, именно сейчас рождалась геополитическая ось, где Россия не была ни востоком, ни западом — а центром тяжести.

В конце 1919 года, в тишине Александровского дворца, я записал в личный дневник:

«Когда я оказался в теле Николая II, я думал, что самое страшное — война. Но истина оказалась сложнее: самая тяжёлая битва — это за умы и души будущего. Германия пала, но история — на подъёме. И в этот раз она на нашей стороне.»

Я смотрел на карту Европы, размеченную новыми границами, новыми потоками влияния и ресурсами. Всё больше стран, не доверяя старым альянсам, тянулись к России — не как к колонизатору, а как к стабилизатору.

Однако победа имела свою цену.

В Берлине, несмотря на показную стабильность, шла невидимая борьба между прусскими консерваторами и новыми технократами, ориентированными на российскую модель реформ. Некоторые из них открыто заимствовали идеи из моего манифеста, провозглашённого годом ранее — «Об имперской гармонии народов и праве на технологическое обновление». Я приказал отправить туда Сергея Витте и Петра Столыпина — в качестве неофициальных советников по восстановлению экономики и безопасности. С ними отправились инженеры, преподаватели, офицеры и юристы. Мы не оккупировали Германию — мы воссоздавали её заново, но по лекалам разумной монархии.

В Москве, тем временем, росло недовольство у радикалов. Большевистские лидеры в подполье не могли простить того, что революция не удалась. Их подпитка извне иссякла, но фанатики, как сорняки, всегда находили щели.

– Государь, — докладывал начальник Охранного отделения, — мы выявили группу, связавшуюся с бывшими агентами Коминтерна. Цель — подрыв доверия к реформам через провокации в рабочих кварталах.

– Действуйте аккуратно, — приказал я. — Мы не должны повторять ошибок прошлого века. Подавить — без крови. Объяснить — через действия. Победа без ненависти — вот что отличает настоящего правителя.

К декабрю 1919 года наша империя переживала подлинный ренессанс. Первая партия русских автомобилей сошла с конвейера на Тульском заводе, открытом по образцу Форда. В Мариуполе был открыт Центр тяжёлой металлургии. Электрификация дошла до сёл Подмосковья, а в Киеве начал работу первый государственный технический институт. Но главное — дух. Люди снова верили, что Империя — это не ярмо, а возможность. Не подавление, а единство.

И всё же, когда с юга пришли сведения о странной активности на Балканах — я понял: западный мир не примет новую Россию без боя.

Вечером, стоя у окна Зимнего дворца, я произнёс вслух:

– Мы на вершине. Но каждый шаг вниз может стать началом падения. И в этот раз никто не подаст руки. Только мы сами.

Я собрал Совет внутренних дел. Среди министров было напряжение.

– Государь, — начал граф Коковцов, — если мы продолжим такими темпами, начнём терять управляемость. Слишком много новшеств, слишком быстро.

Я взглянул на него:

– Мы не можем позволить себе отставание. Время теперь идёт иначе. Мы переписали хронику войны — но теперь нужно переписать хронику власти.

– И что вы предлагаете?

– Создать новый орган. Имперский Координационный Совет. Он объединит реформаторов, технократов, стратегов. Это будет наша ставка на будущее. Без него — нас сожрут.

В январе 1920 года он был учреждён. Под моим непосредственным контролем. Совет получил невиданные полномочия: от контроля над инвестициями до назначения губернаторов. Это был удар по старой элите — и они это поняли. В кулуарах Государственной думы зашептались о «новом царизме». Газеты, связанные с дореволюционной интеллигенцией, писали: «Империя меняет кожу, но сохраняет клыки». Я знал — идеальный порядок невозможен. Но рабочая система — возможна. Если ты не боишься идти против ветра.

Тем временем Восток — Китай, Персия, Турция — начал чувствовать перемены. Российские экономические миссии появились в Тегеране и Урумчи. Через Кавказ к Туркестану шёл новый шелковый путь. Но и здесь чувствовалось напряжение.

Япония, хоть и сохраняла вежливый нейтралитет, не спускала глаз с русской активности. И тогда я решил сделать первый шаг.

В апреле 1920 года в Владивостоке прошла первая Восточно-Азиатская конференция. На ней присутствовали делегации из Китая, Монголии, Японии и Кореи. Россия выступила с доктриной «общего пространства развития» — не как колонизатор, а как связующее звено между модернизацией и стабильностью.