— Я его дядькой был, — перебил меня дед Кузьмич. — Мальцом его помню.

— И деда моего… тоже помните?

— А как же! Он же меня и нанимал.

— И семейные тайны, наверняка…

— На память не жалуюсь, — усмехнулся дед Кузьмич. — Тебе об чем рассказать? О том, как боярин Пронский превратился в крестьянина Богданова?

— Вы знаете! — обрадовалась я. — Да, об этом. И еще… о драгоценностях, что достались ему в наследство от Пронских.

— О яхонтовом Палаче, значится, — кивнул он. — А я думал, и его отобрали.

— Нет, Таня сохранила.

Палач?! Название у рубина жуткое. Навряд ли в камне живет светлая душа.

Причина, по которой Пронские вычеркнули одного из отпрысков из родовой книги, оказалась банальной. Дед Никифор полюбил крестьянскую дочь, да женился на ней без родительского благословения. Отец его, прадед Марьяны, сыну этого не простил. Дед Никифор очень любил жену, считал, что ее дали ему боги, потому и фамилию взял для семьи — Богдановы.

Дело ткацкое дед начал, а отец Марьяны его развил, капиталы преумножил, выбился в купцы-миллионщики. Впрочем, эту часть истории я и от Тани слышала.

— А с камнями теми так вышло, — неспешно рассказывал дед Кузьмич. — Их прадед Пронский отобрать не смог. Их сыну прабабка Пронская подарила, ее это наследство. И яхонтовый камень с чарами, в браслет вставленный, ее подарок. А ей он достался от какого-то султана. Так говорили. Барышня, мне ж ваши семейные тайны никто не доверял. Слухи ходили, сказки страшные. А что из того правда, что вымысел, не знаю.

— Что за сказки? Почему страшные? Этот камень может убивать? — не унималась я.

— Говорили, может, — нехотя признался дед Кузьмич. — Вроде как, если искупать камень в крови невинного младенца, да в крови жертвы, да поднести камень к черному зеркалу, и жертва в нем отразится, то зеркало можно разбить. И тогда жертва умрет.

— А черное зеркало…

— Это зеркало из Нави. Черное ведовство.

— Почему же батюшка не уничтожил камень! — В досаде я даже топнула. — Зачем оставил его мне!

— Так, может, то сказки и есть, — хмыкнул дед Кузьмич.

— Не сказки, — возразила я.

— Коли не сказки, так, значит, не мог уничтожить. Знаю я, что сестра просила его отдать ей камень. Вроде как хотела отмолить у богов душу палача. Но батюшка ваш не отдал. Сказал, что камень неопасен, коли его кровью не поить. И забрать его никто не сможет, на браслете защитные чары. Это я случайно услышал. Они тогда сильно поссорились.

Дед Кузьмич замолчал, задумавшись. А я решилась спросить еще кое о чем.

— Кто… отец моего ребенка? Знаете?

Дед Кузьмич взглянул на меня строго.

— О ребенке вспомнила? Забудь. Батюшка твой клятву с меня взял, что имя мерзавца, обманувшего тебя, никогда не будет произнесено. И клятву я не нарушу. Нет ребенка, и отца его нет.

— Жив ребенок, — тихо сказала я. — И отцом его… мой муж назовется. Так что… вы клятву не нарушайте. Никогда.

Глава сорок четвертая, в которой Владиславу выносят мозги

Влад

Красавиц становилось все больше, и головной боли у Влада — тоже. Оказалось, что его обязанности не такие уж необременительные. Распорядитель конкурса не мог находится в двух местах одновременно, а многочисленных помощников красавицы отчего-то игнорировали. Им мнилось, что обращение к княжичу, имеющему непосредственное отношение к устроителям конкурса, даст немедленный результат. Они посылали горничных к Владу, а то и искали его сами. Влад только диву давался, кто убеждал красавиц в том, что именно он может им помочь.

— Ах, Владислав Николаевич! Я не выношу лиловый цвет! Я от него болею! Велите сменить обивку дивана в моей комнате!

— Владислав Николаевич, мне не принесли завтрак. Как… в общей столовой? Я привыкла завтракать в постели!

— Я потеряла заколку для волос. Горничная не может найти ее в комнате. Велите обыскать сад! Где я гуляла? Не помню…

— Барышня Гаранина просит выделить ей комнату для репетиций. Передать, что она должна придерживаться расписания?

— В соседней комнате живет зверь! Я боюсь выходить! И спать боюсь. Что? Нет, он не воет по ночам. Он меня сожрет, едва я закрою глаза. Я это точно знаю!

— Кто-то украл мои конфеты! Как… запрещено? Почему?! Запрещено хранить еду в комнатах? Мыши?! А-а-а! Я немедленно уезжаю! Тут разводят мышей!

— Барышня Гаранина просила передать, что придерживаться расписания она не может. Ей отвели час, а она репетирует не менее трех часов ежедневно. Что ей передать?

— Мне сказали, что тут водятся мыши. Я буду жаловаться. Кому? Папеньке! Вы знаете, кто мой папенька?!

Уже к обеду у Влада дергался глаз при виде каждой устремляющейся к нему красавицы. Даже Добрыня перестал глумиться, пытался помочь по мере сил. Правда, исключительно в те редкие минуты, что находился рядом с Владом. В остальное время он таскался за Фреей, пытался подружиться с ее волкодавом и горестно вздыхал, так как его не замечали.