Шрифт:
— Тут, — усмехнулась она. — До чего же ты слабый.
— Я сла… слабый? Как… как ты сказала? Я слабый? А я вот могу еще все делать, даж тебя обнимать.
Семен обнял ее и поцеловал в волосы, так по-дружески.
Алефтина прижалась своей жаркой щекой к щеке Семена и не то бормотнула что-то, не то простонала и стала целовать его грубо и жадно.
5
Первое, что ощутил он, проснувшись в воскресенье, это страшную стыдобу. Слабость будто при тяжелой болезни, разбитость и какая-то странная режущая боль в голове, заставляющая его вздрагивать и кривиться, — все было ничто в сравнении с этой страшной неотвязной стыдобой.
Мать куда-то ушла, и Семену пришлось встать, когда в окно постучали. Он распахнул створки и увидел Алефтину, она улыбалась ему нахально и многозначительно.
— Гостей не ждешь?
— Заходи, — уныло пригласил он и подумал: «Боже ж ты мой!»
Она вошла легко, пританцовывая.
— Приветик!
— Здравствуйте!
— Ой, какой ты сегодня ста-рый.
— Что ж делать…
— Не брит. Фи! Не интересный.
Она ждала, когда он обнимет ее.
— И глядит как медведь, вылезший из берлоги. Разве так встречают?
— Аля, я хотел, знаете ли, сказать… Я вчера, знаете ли…
Он конфузился чуть не до слез.
— Что? — она помрачнела.
— Мм…
— Ну, говори.
— Я виноват, — бормотал он, понимая, что виноват ни чуть не больше ее.
— Получилось как-то не ладно.
— Так. Наконец, кое-что прояснилось. Вы со мной не поедете?
— Нет. Не по мне это дело.
— Это окончательно? Или после первой рюмки передумаешь?
— Окончательно, Аля.
— Ну что ж… — она прошлась по избе и остановилась у комода, на котором лежали дамские золотые часы, купленные Семеном в комиссионном по сходной цене.
— У такого жадины, как ты, и такие симпатичные часики.
— Нравятся?
— Говорю — симпатичные. — Она стала примеривать часы.
— Возьмите, если нравятся.
— А что? И возьму.
— Возьмите.
— А я и в самом деле возьму.
— Берите, берите.
«Будто плата за вчерашнюю любовь». Он поморщился, она заметила это и спросила:
— Жалко?
— Вовсе нет.
— Нет, так нет. А, знаешь, ты глуп как сто баранов.
Вечером пришел Яшка. Собака была отвязана и бросилась на него. Семен не успел крикнуть, собака не успела укусить — полетела, отброшенная Яшкиным сапогом, и забилась в конуру, повизгивая.
Яшка подошел к окну, поманил Семена пальцем, как манят маленьких.
— Выдь на минутку.
Семен вышел.
— Как делишки?
— Ничего.
— Слыхал я, что отшвартовываешься от нас.
— Не пойму, о чем речь.
— Память тебе отбило, видно. Забыл, о чем договаривались.
— А это о фруктах. Пустой разговор, слушай. И напрасно ты пришел меня уговаривать.
— Хм!
— А чужих собак, между прочим, бить запрещается по закону.
— Так! Вот что, много с тобой, с сукой, говорить не буду. Попомни: если будешь трепаться насчет меня… — Он погрозил кулаком.
Больше Семен ни к кому не ходил и все копошился по хозяйству. Еще много чего надо было сделать в доме на Пристанской, но Семена тянуло как магнитом к дому на Луговой. Он начал там строить веранду, большую — на пятнадцать квадратных метров, всю в стекле. Она была как раз напротив окна комнаты, где проживала Елена: не то, чтобы так требовалось в интересах дела, а просто ему хотелось этого. Елена частенько открывала окно и смотрела, как ловко Семен орудует топором и рубанком; Семену в такие минуты очень хотелось показать свое умение и силу.
Она спросила однажды, почему он избрал профессию столяра. Он ответил, что уж как-то так получилось.
А в действительности получилось не «как-то так». Еще будучи пятнадцатилетним мокрогубым школьником, влюбился он в кудрявую девчонку-одноклассницу, у которой отец был превосходным столяром. Девочка то и дело заговаривала о столярах, о мебели. И Семен стал уверять ее, будто любит столярничать и жить не может без таких вещей, как рубанок, фуганок. Позднее он поступил на работу в райпромкомбинат учеником столяра и полюбил эту профессию, по-настоящему.
— Учиться бы вам надо, — сказала Елена в другой раз.
— На кого?
— Ну, если вам очень нравится столярное дело, на инженера-строителя, на инженера по деревообработке или как они там у вас называются. А сперва, конечно, надо среднюю школу окончить. Ведь вы трудолюбивы, учиться будете хорошо.
— А к чему мне это? — усмехнулся Семен. — Вон у нас на комбинате молодые инженера по восемьдесят рублей получают. Даже у самого директора оклад сто восемьдесят. А я загоняю вдвое больше директора, — похвастал он, — если все перевести на деньги.