Шрифт:
— И они не поверят, — покачал я головой. — Не сейчас, когда все опьянены биржевой эйфорией. Тебя просто сочтут паникером или, что хуже, диверсантом, пытающимся подорвать национальную экономику.
Официант принес вино, продемонстрировал этикетку, откупорил бутылку с профессиональной точностью и налил мне на пробу. Рубиновая жидкость переливалась в бокале, аромат раскрывался нотами черной смородины и влажной земли.
Когда мы снова остались одни, Элизабет внимательно поглядела мне в глаза:
— Уильям, ты пытаешься отвлечь меня от Continental Trust. Почему?
— Потому что забочусь о тебе, — я ответил, встречая ее взгляд. — И потому что сейчас не время атаковать их напрямую. Нужна подготовка, сбор доказательств, создание надежной сети информаторов.
— Неплохая мысль, но я уже слишком глубоко. Continental Trust знает о моем интересе.
Наш разговор прервался, когда принесли закуски, устрицы рокфеллер, поданные на серебряном блюде с колотым льдом.
Это встревожило меня еще больше:
— Что именно они знают?
— Форбс напрямую спросил о моем расследовании во время ужина. Сначала обходными путями, потом прямо. Сказал, что «некоторые темы слишком сложны для публичного обсуждения».
Принесли основные блюда. Аромат жареного мяса и пряных специй наполнил воздух, но аппетит пропал, вытесненный тревогой.
— Теперь ты понимаешь, почему я беспокоюсь? — я наклонился ближе.
— Я не испугаюсь угроз! — в ее голосе зазвучало раздражение. — Думаешь, я не сталкивалась с запугиванием раньше? Каждая моя статья о коррупции приносила угрозы и «дружеские советы».
— Continental Trust необычные коррупционеры, — мой голос стал жестче. — Они действуют на совершенно другом уровне. Убийство для них просто строка в бухгалтерском отчете.
Элизабет отодвинула тарелку и сложила руки на столе:
— Тогда скажи мне правду, Уильям. Что именно ты знаешь о Continental Trust? Я замечаю, как ты избегаешь прямых ответов.
Наступил критический момент. Мне нужно было дать ей достаточно информации, чтобы удовлетворить любопытство, но не раскрыть всю правду о моих планах и знаниях.
— Ты и так все прекрасно знаешь. Они связаны со смертью моего отца. Его текстильная фабрика стала пешкой в их финансовых махинациях. Когда он начал задавать вопросы, его убрали. А теперь они готовятся к крупнейшей операции в своей истории, использовать искусственно вызванный финансовый крах для покупки обесцененных активов.
Глаза Элизабет расширились:
— И ты так просто говоришь об этом?
— Я планирую противодействие, — я понизил голос до шепота. — У меня есть доступ к информации, которая может помочь минимизировать ущерб от их плана. Но действовать нужно осторожно. Любая преждевременная публикация только спугнет их или заставит изменить стратегию.
— Мы договорились объединить наши усилия, — сказала она, ее глаза вспыхнули энтузиазмом. — Твоя информация, мои источники…
— И я нисколько не отказываюсь от этого, — я кивнул. — Но начать нужно с безопасного расстояния.
Элизабет задумалась, крутя бокал с вином в пальцах:
— Похоже на компромисс, который мне не очень нравится.
— Это не отступление, а стратегическое перегруппирование, — возразил я.
Элизабет отпила вина, изучая меня поверх края бокала:
— Иногда ты говоришь загадками, Уильям. Как будто за фасадом успешного финансиста скрывается кто-то совершенно другой.
— Может, так и есть, — я позволил себе редкую откровенность. — Разве мы все не носим маски?
Музыка стала громче. Оркестр перешел к популярному фокстроту. Несколько пар встали с мест и направились к танцполу в соседнем зале.
— Танцуем? — предложил я, желая разрядить напряжение.
— Не уходи от ответа, — Элизабет наклонилась ближе, ее духи с нотами жасмина и бергамота слегка кружили голову. — Я согласна временно отойти от этой истории, но при одном условии: ты посвятишь меня в свои конкретные планы относительно Continental Trust.
— Это не так просто, — я почувствовал, как почва уходит из-под ног. — Некоторые детали могут поставить тебя под еще больший риск.
— Я журналист, Уильям, — она положила свою руку на мою. — Риск — часть профессии. И я не стану слепым инструментом в чьих-то руках, даже в твоих.
Наши взгляды встретились. В ее глазах я увидел непреклонность, которая делала ее такой потрясающей журналисткой и такой сложной женщиной.
— Хорошо, — я сдался. — Но не здесь. Поедем ко мне после ужина. Там безопаснее говорить.