Нет, он не смеялся надо мной, он кипел негодованием.

— Вот воспитываю себя, а ничего не получается. Должен человек собой управлять? Должен! Знаю! А приходит такой момент, и не могу. Черт в меня вселяется и несет…

— Значит, ты все-таки раскаиваешься в драке?

Он посмотрел на меня с удивлением.

— Так я ж про костер. Обязан был сперва затоптать огонь, а потом идти бить ему морду. А я как последний дурак вскочил, про все забыл…

Дородная женщина, слушавшая издали, подошла ближе.

— Следователь, ай засудишь?

Я пожал плечами. Она завздыхала, ушла к себе.

Паренек действительно оказался любопытным. Но фотография там на тумбочке притягивала — я никак не мог разобрать, мужское лицо или женское с короткой стрижкой? И разговор у меня не вязался.

— Послушай, Виктор, из-за чего ты затеял драку? В конторе мне объяснить не могли. Сидоров говорит: без всякой причины.

— Ненавижу его, паскуду! — сказал он со страстной силой, и краска быстрой волной залила его лицо, шею. — Гляделки его бессовестные, пасть похабную!..

— Ну, знаешь, это не основание, чтобы драться. Мало ли кто кому не нравится. Мне, например, он показался обыкновенным и даже симпатичным парнем.

Виктор отвернулся, проговорил глухо:

— Нет в поселке ни одной девушки или женщины, чтобы он про нее чего-нибудь грязного не сказал.

— И ты за всех дерешься? Как Дон-Кихот!

Я хотел пошутить. Но шутки не получилось. Мне вдруг сделалось неловко. Отчего-то я вдруг потерял уверенность в себе и снисходительный тон, которым я давно научился разговаривать с людьми, мне не давался.

— Я терпел, — продолжал Виктор. — Я много раз говорил ему, чтобы перестал. Один раз так слегка съездил ему за медицинскую сестру, работала тут раньше. Из-за него же уехала, перевелась. Ну, не подействовало.

— А в этот раз за кого?

— Не расскажете?

— Обещаю.

Он доверчиво кивнул и, понизив голос, сказал:

— За Татьяну Андреевну.

— Она знает?

Он широко улыбнулся с какой-то простодушной хитростью.

— Да вы что! Да она б меня… не знаю… убила бы! Она думает, за Клаву. Вон у поварихи, — он показал на комнатку с иконой, — у Пелагеи Филипповны в помощницах.

— Но все же нельзя драться, Виктор! Лучше рассказать об этом открыто, на собрании, с фактами…

— Не годится! Только ославишь. Собрание пройдет. А слух останется. Знаете, как у нас говорят: нет дыма без огня… Не годится! — повторил он убежденно.

— Ну тогда пеняй на себя. За рукоприкладство не миновать тебе наказания.

— Это я знаю! — неожиданно легко и весело оказал он. — Это уж как пить дать.

— Да еще изувечат тебя. Вон руки Сидоров тебе ободрал.

— И совсем не Сидоров! — громко сказала из своей комнаты Пелагея Филипповна. — Это он пожар гасил. Без него в десять раз больше сгорело б!

Да, обыкновенная драка, никакой проблемы для юриста, даже и не такого опытного, как я. Больше мне тут делать было нечего. Но я зачем-то поехал на место пожара и долго бесцельно бродил среди порыжелых, обгоревших сосен. Потом я вернулся к реке и пошел по берегу.

Было часа три, солнце еще стояло высоко и грело. Наконец я увидел деревянный помост, далеко нависающий над водой. Увидел на помосте ее — в брезентовой куртке, с закатанными по локоть рукавами, в брюках и резиновых сапогах. Она возилась с какими-то приборами. Ей помогали две девушки.

Я глядел на нее издали. Мне было интересно смотреть, как она, ловко становясь на колени, склоняется над сверкающей гладью реки и замирает, будто совершает таинственную молитву. Как она, быстро выпрямляясь, высоко над собой поднимает тонкую руку с искрящейся пробиркой и, запрокинув голову с тяжелым узлом темных волос, щурясь, рассматривает пробирку на солнце. И все вокруг нее — и две оживленно болтающие девушки, и неторопливо проплывающие розовые стволы сплава, и лесистые берега, окаймляющие светло-синее небо с быстрыми облачками, — все обретало для меня общий глубокий смысл.

Она заметила меня, помахала рукой.

— Сейчас освобожусь! Александр… — запнулась и, так и не вспомнив мое отчество, расхохоталась. — Ладно, не обижайтесь, посидите на берегу! — И, продолжая смеяться, стала говорить что-то девушкам, которые с любопытством то и дело оглядывались на меня.

Потом мы долго шли рядом вдоль берега. Вода плескалась у самых ног. По дну реки ползали блики и тени.

— Татьяна Андреевна, чья фотография в вашей комнате?

Я хотел сказать о другом, о нашем разговоре с Виктором, о том, что она была права и дело не так просто… Но вопрос вырвался против воли, и было уже поздно.