Моя иномирная часть взбадривается очень не вовремя — вспоминает, что магии не существует, и я впадаю в ступор. Как пользоваться тем, чего нет? Только вот тормозить не вариант.

Я смаргиваю.

Думать вредно — слишком умные мысли мне сейчас только помешают. Я стараюсь зацепиться за воспоминание, как Юйлин открывала ларчик. Протянуть руку, чтобы ладонь оказалась над замком, направить ци… В руках появляется тепло. А теперь нужно сконцентрироваться и направить энергию своей волей. Звучит бредово, и я концентрируюсь на ощущениях и пытаюсь представить, что у меня есть невидимая кисть, которой я вывожу иероглиф. Вместо чернил ци.

С первого раза не получается, я теряю концентрацию и вместо иероглифа получаю бесполезный пшик, сила тает в воздухе.

Зато принцип понятен, и я пробую второй раз.

Иероглиф получается.

Замок не открывается.

Эм? А почему? Я же все сделала. Иероглиф дрожит, и я снова теряю концентрацию, символ начинает расползаться. Я отпускаю, позволяю иероглифу расползтись и бесследно исчезнуть. Кажется, вообще не думать не получится. Что я сделала или не сделала сейчас в сравнении с Юйлин? Я же только повторяю. А если дело не в том, что я делаю, а в том как? Чуть не так черту провела — и все, иероглиф неправильный.

Сколько ошибок в моем письме? Отец прочитать-то его сможет?

Я пробую еще два раза. Первый — пытаюсь быть аккуратной, и ничего не получается. Второй раз я полностью отключаю голову, взмахиваю кончиками пальцами.

Иероглиф появляется будто сам собой.

Удержать концентрацию трудно, я чувствую, как линии подрагивают и грозят перекоситься, а ведь держать надо — ничего же не происходит. Неужели снова ошибка в начертании? Я по наитию опускаю висящий в воздухе невидимый иероглиф на замок.

Раздается щелчок, крышка приподнимается.

Победа!

В ларце шкатулки, в шкатулках мешочки и флакончики, в мешочках сухие травы, во флакончиках те самые волшебные пилюли. Они разные. Я достаю две — восстанавливающую жизненные силы и исцеляющую легочные болезни.

Так, а есть у меня в памяти что-нибудь, что поможет с диагностикой? Восстанавливающая пилюля у меня сомнений не вызывает, а вот лечащая… Откуда мне знать, что болезнь именно легочная? Кашель кровью может быть — это симптом. А в чем причина-то?

— Кормилица Мей, прими пилюлю.

— Юная госпожа, ваша забота уже целительна.

Хм?

Я протягиваю перламутровый шарик размером с горошину. На ощупь он твердый, гладкий и холодный, но подушечки пальцев начинают гореть огнем. Не больно, но странно. Я прокатываю пилюлю между пальцами, и на коже остаются едва уловимые перламутровые пылинки.

Кормилица складывает ладони перед грудью, кланяется.

— Что?..

— Юная госпожа, тысяча благодарностей, храните вас Небеса! Пожалуйста, не тратьте сокровище на старую слугу.

Я прищуриваюсь.

По воспоминаниям, она и раньше отказывалась, но не столь категорично и после долгих уговоров. Только вот Юйлин вольностей себе не позволяла и не давала драгоценные пилюли как я, без уважения, в пальцах. Она для этого перекладывала каждую из подарочных пилюль в свой миниатюрный флакончик.

Юйлин ни разу не видела, как кормилица принимает пилюлю.

— Кормилица Мей. Где пилюли? Ты ведь не принимала их.

— Юная госпожа…

Понятно.

Действительно, как лечение поможет, если пилюли отправляются не в рот, а в комод?

— Ты не принимала, — констатирую я.

— Простите, юная госпожа, — шепчет она.

Надеюсь, у нее от переживаний сердечный приступ не случится? Я успокаивающе касаюсь ее плеча, стараюсь, чтобы выражение лица оставалось мягким и сострадательным. А что еще делать? Ругаться, топать ногами, взывать к разуму? Ничто из этого к результату не приведет.

Садиться на корточки нельзя, кормилица не поймет. Я опускаюсь на лавку. Пилюли все еще у меня в руке.

— Кормилица Мей, я не буду ни о чем спрашивать. Сейчас прими пилюлю. Кормилица Мей, прими пилюлю, — повторяю я.

Отказываться дальше она не может — это будет грубо.

Я вспоминаю, что взять сокровища руками, а не через шелковую салфетку тоже грубо. Сойдет особая очень тонкая рисовая бумага. У кормилицы нет ни того ни другого. Она находит выход: берет пилюлю через рукав.

— Благодарю вас, юная госпожа!

Все-таки есть что-то глубоко неправильное в том, что женщина, которая меня растила, обращается ко мне на «вы», но здешняя часть мигом подсказывает, что даже мать, если она в статусе наложницы, будет обращаться к дочери как к госпоже.