Шрифт:
— В чем же, по-вашему?
— В том, что как ты себя не назови, а оставайся самим Собой.
— А точнее?
— Человеком.
— Очень путано вы говорите, хотя и излагаете в общем-то верные мысли.
— А тебе бы хотелось уточнить?
Снова пробежал смех и затих.
В вагоне становилось душно от скученных тел. Сизыми слоистыми полосами плыл над головой табачный дым. Кто-то поднялся и принялся откатывать дверь теплушки.
— Дышать нечем!
Никто не обращал на него внимания, все взгляды были устремлены на черноволосого. Интересно, чем он ответит на выпад Васильича?
— Да, мне хотелось бы уточнить кое-что. Очень уж "интересно" вы изъясняетесь!
— Ну и словечко выискал, учитель! "Изъясняетесь"! — поиграл словом Васильич.
— Вы угадали — я учитель. И, если уж быть точным — учитель географии. Зовут — Аман Аширов.
— Вот и познакомились.
Иван Васильевич протянул руку. Черноволосый пожал ее не совсем охотно.
— Так с чего же начнем?
— С того, на чем остановились: убей или не убей!
— Что тут уточнять? Фашиста — убей! Вот и вся наука.
— Вы читали Эренбурга?
— Кого?
— Статьи Ильи Эренбурга.
— Не помню я никакого Ильи.
— В самом начале войны, когда весь наш народ, охваченный гневом, поднялся, чтобы освободить землю от захватчиков, Эренбург, корреспондент "Красной звезды", фронтовой корреспондент, призывал в своих статьях: "Убей немца!"
— Ну и что? Правильно призывал.
— Правильно, да не совсем.
— Это как же?
— Немножко формулировка не та.
Аудитория зашевелилась: "Вот это да! И черноволосый туда же!"
— Думаю, многим известно имя немецкого коммуниста Эрнста Тельмана?
Легкое движение, кивки, утвердительные возгласы подтвердили, что о Тельмане и немецких коммунистах знают. Молодые парни, они еще не остыли от насыщенного далеким героизмом времени, когда всем сердцем рвались в Испанию, чтобы встать в ряды интернационалистов, борющихся за свободу этой страны от паучьих сетей фашизма.
Гренада, Гренада, Гренада моя…
И вот фашизм дотянулся и до нашего дома…
Между тем черноволосый продолжал развивать свою мысль:
— В Германии победил фашизм. Но это не значит, что весь немецкий народ поддерживает Гитлера. Вы читали о случаях неразорвавшихся бомб и снарядов? Это в меру своих сил действуют те, кто не согласен с разбойничьим нападением на нашу страну. Думаю, правильно было, когда взамен прежнего встал призыв: "Убей фашиста!" И ожесточить себя против фашистов — надо!
— Верно! — выкрикнул мальчишеский фальцет. — Они звери!
— А ты хоть видел этих зверей-то? — усмехнулся Иван Васильевич. — Молоко на губах, а туда же — рассуждать берешься. Звери! Убей!..
Черноволосый резко дернулся и уставился на сидящего Васильича сверху вниз. Руки сжались в кулаки, на скулах катались желваки.
— Вы!.. — Он сделал усилие сдержать прорывающуюся ярость. Это ему удалось, и уже спокойнее он продолжал:
— Я снова не понимаю вас.
Иван Васильевич усмехнулся. Его ничуть не испугала воинственная поза черноволосого. Он неторопливо, как человек, уверенный в своей правоте, достал кисет с махоркой, так же неторопливо свернул "козью ножку", прикурил от подставленного кем-то окурка, и только тогда поднял глаза на все еще кипевшего соперника.
— Наш человек… — умышленно растягивая свою мысль, начал Иван Васильевич, — всегда отличался…
Черноволосый снова дернулся. Что-то опять не понравилось ему, и он резко попросил:
— Уточните: какой человек?
— Наш человек, советский, — уточнил Васильич. И, помолчав дольше, чем полагалось, что было явным умыслом с его стороны, злившем черноволосого, продолжил: — Так вот, наш советский человек всегда был отзывчив на чужую беду, всегда был готов помочь нуждавшемуся. А главное, он никогда не был захватчиком, уважал соседей, не посягал на их добро. До работы он лют — это правда, а вот к людям — добр. Но это он до поры. До той поры, пока не затронут его честь, пока вот так, как этот бешеный Гитлер, не посягнет на нашу святыню — на свободу нашей Родины. Злость против фашистов, она в каждом из нас видит: и во мне, и в тебе, — он ткнул черноволосого в пояс. — И это хорошо, что таких, как мы, много, а думаем мы как один человек: выгнать фашистов с нашей земли, отомстить за все!
Черноволосый порывался что-то сказать, но Васильич снова ткнул его: помолчи, мол! А сам продолжал:
— Фашистов мы разобьем! Но чтобы все подряд жечь, всех подряд убивать… Эдак недолго и самим неизвестно во что превратиться. Война — дело серьезное. Как бы себя не растерять.
— Да кто об этом толкует! — вставил наконец слово черноволосый.
— Ну вот и ладно. Я рад, что мы поняли друг друга.
Иван Васильевич оторвал от закрутки нижний конец и, хитро прищурив один глаз, протянул окурок все еще стоящему перед ним черноволосому.