Гектор молчал и только смотрел в жующий рот Николаса.

— А видел что-нибудь в комнате или снаружи? — спросил тот как будто между делом.

У Шумана встали дыбом волосы, а внутри возник холодок.

— О чем ты?

Николас перестал жевать.

— Что-то видел? Ведь да?

— О чем ты?

— О чем ты? — ответил Николас.

Вокруг громкой беседы стояло много крика, смеха и жевания, но ни один бурный звук не мог коснуться притихшего и прислушивающегося воздуха. Только ветер, что теперь задул в деревьях порывами, присоединился к моменту и стал вестником беспокойства и необъяснимой угрозы.

— Да, мне что-то померещилось в этом самом дворе, — сказал он. Николас показал себе через плечо.

— Вон там.

— Да.

— Хорошо, — сказал Николас.

— Это был твой вопрос? Знак? — спросил Гектор, осознавая, что начинает говорить теми же непонятностями, что и Николас.

Тот нахмурился и прищурил глаза из-за солнца, чтобы внимательнее приглядеться к Шуману.

— Ты видел вопрос, Гектор, как это возможно?

— Должно быть, ты его для меня сделал — нарисовал на стекле окна вопросительный знак, чтобы на него попал свет.

Долгое время лицо Николаса оставалось прежним, пока не сотряслось в истерическом смехе. Он приложил одну руку к груди и хохотал. Метался на стуле и заражал окружающих, присоединившихся с немалым удовольствием.

Гектор попивал теплое пиво и ждал, когда сойдет веселье. Он знал, что за юмором поджидает что-то другое, — за его раздражением и внезапным невыносимым одиночеством. Наконец Николас успокоился. И все вокруг последовали его примеру.

— Прости, друг мой Гектор, ты говоришь такие забавные вещи. Даю тебе дополнительные баллы. Но это полное отклонение от темы.

Его искренность все еще смазывали смешки. К подбородку прилип кусочек пасты.

— Правда в том, что ты видел настоящее, прямо вон там, — он снова показал; на сей раз обернулся и вытянул руку, обозначая задний забор огороженного пространства. Некоторые пациенты за столом повторили за ним.

— Ты видел, на что ты похож для меня, — Николас улыбнулся Шуману во весь рот. — Я вижу не так, как ты. У меня другие глаза. Я не вижу все твое тело, лицо и ладони, ноги, руки и прочее. Знаю, что они есть, но не вижу. Не считая актеров и людей на сцене, как великая мадам Фейнман.

— Кто?

— Сейчас неважно, — сказал Николас, теряя мысль. — Я говорил, что вижу не так, как ты.

— А что ты видишь? — уточнил Гектор шатким тонким голоском.

— Только ядро, истинного тебя. То, что ты видел вчера. Головной и спинной мозг.

Гектор ничего не мог ответить.

— Я вижу только частичку вас всех, и оттого, что не вижу остального, кажется, будто она просто парит в пространстве. Вот это ты и заметил вчера ночью. Вот что за скромный знак вопроса прятался в саду.

Гектор цеплялся за соломинки, скатерть, деревянную сетку сиденья.

— Тогда как ты нас отличаешь?

Николас снова рассмеялся.

— Потому что вы все разные, — ответил он с некоторым удивлением.

Шуман оглядел веселье безумных и сломленных жизней и на секунду увидел сам. Не потерянных, что излишествуют, жуют, кричат и говорят, но ряды парящих белых мозгов со свиными хвостиками, свисающими и болтающимися от движения. Один кивал в горячем одобрении беседы, которую его невидимое тело вело с невидимым телом напротив. Гектор изогнулся на стуле, чтобы окинуть взглядом все столы. Заметил, как Уэйн по-крысиному покусывает сэндвич, зажав его в обеих лапках и не сводя с Гектора глаз. Представил себе один его мозг, напрягающийся и светящийся от натуги. Представил, как складки всасывают розовую пасту. Его замутило. В невидимом желудке Уэйна сэндвич и безвкусное пиво сгустились с запахом кошек.

Николас почти беспечно продолжал объяснение.

— Я понимаю твои «настроения» только по голосу и легким сменам цвета, что есть у вас всех. То же самое у нас, — он помолчал. — Я хотел, чтобы ты увидел, понял, вот почему показал тебе вчера твое отражение.

— Мое отражение?

— Да, Гектор, я уснул, чтобы ты его увидел. Чтобы ты понял.

— Да, — ответил Гектор. Кому или почему — сам не знал.

Казалось, это осчастливило Николаса. Он радостно хлопнул в ладоши, и очень скоро уже все, кроме Уэйна, хлопали в кособоких аплодисментах. Николас оживленно показал на соседа Гектора — здоровяка с глазами навыкате.

— Гектор, это Хайми. У него в Лондоне большая семья, они помогут тебе остаться здесь на следующие двадцать лет.

Ошалело, неуместно и не в силах поверить, Шуман ответил:

— Тогда мне будет за девяносто.

Николас поднялся, снова хлопнул в ладоши и сказал:

— Да, ты ведь уже говорил, что чувствуешь себя лучше. Направление волн изменилось.

Хайми схватил Гектора за руку и с энтузиазмом затряс, помогая подняться.

Тогда поднялись все остальные отдыхающие и захлопали.