Прошло больше четырёх недель. Драконята росли, их короткие лапки стали длиннее, и само тельце потихоньку вырастало из детской пухлости в более тонкое взрослое. Благодаря вытянувшимся лапам походка вперевалочку ушла в прошлое, став более устойчивой. Но пока они всё ещё были детьми — и с каждым днём их детское любопытство только росло.

Однажды Солнышко даже попробовала подпрыгнуть к дыре на потолке, пока место не было занято полуденным сном сестры. К сожалению, несмотря на все силы, вложенные в прыжок и хлопания крыльями изо всех сил, она не достигла даже половины пути до неё и едва не упала. Разочарованно пища, Пескокрылка убежала под крыло Грязекрыла, который сразу же довольно заурчал и начал чистить её от каменной крошки в чешуе, начиная с мордочки. Похоже, он взял над ней шефство, как над самой маленькой, и она вовсе не возражала получать больше любви от большого крыла.

Грязекрыла, кстати, Кречет в конце-концов назвала Глином. Потому, что он уже показывал свою гибкость и жилистость, и плюс, имя должно было отражать его происхождение из грязекрыльего племени. На ум ей пришла только глина — ну и потихоньку она и стала так его прозывать, а он, кажется, был не против и откликался на прозвание без колебаний.

Тем временем, Дождекрылка снова устроилась под лучами, падающими из проёма, раскидывая крылья, раскатывая хвост, расправляя лапы и поднимая вверх голову — следя, чтобы её морекрылая сестрёнка не подкралась снова с предложениями поплавать вместе, выражающимися в нетерпеливых покусываниях шеи или хвоста. Полуденное солнце мягко обводило её контуры жёлтеньким ореолом, придавая всей позе какой-то оттенок гордости.

И Кречет вдруг поняла. Слава. Ну а что, довольно подходящее прозвание, когда каждый день видишь эту Дождекрылку сидящей вот в такой позе, как будто она уже гордиться какими-то славными деяниями, что сотворила сегодня — даже если это было только победа над Звёздочкой в беге с препятствиями по пещере. Может, и не подходит полностью… но если что, она сама потом и сменит себе прозвание на другое, когда подрастёт.

— Мама, наша Слава опять недовольна, — уловил Звёздочка изменение в её мыслях, сразу подхватывая прозвание. — Она подросла, и концы крыльев уже за солнечным пятном. А ещё оно к концу сна опять уйдёт за пределы её тела, что очень ей так же не нравится. И это будет только усугубляться.

— Ничего, скоро выйдем под солнышко, милый, — ответила ему мать, в голове которой уже читались картинки чистого неба и льющегося отовсюду солнца. Звёздочка, с одной стороны, хотел бы это увидеть, а с другой, ему было страшненько, что вокруг нет никакой защиты, отчего он невольно прижался к боку, получая урчание и лизь в макушку. Всё ж таки, он пока ещё маленький дракончик, едва достигающий маминого локтя головой!

Морекрылка, тем временем, снова была недовольна, что с ней не хотят поплавать. Грязекрылый братик сидел на спине мамы, контролируя играющих сиблингов вместе с ней и периодически получая любящие полизывания от неё, и вовсе не горел желанием лезть в холодную воду. Ну и ладно, сама справлюсь! Звёздочка на эту мысль невольно улыбнулся, и, выскользнув из-под бока матери, присоединился к сестрёнке. Хоть вода и была холодная и требовала привыкания, хоть он и не мог нырять под воду на целые минуты, так что все игры проводились на поверхности — но всё же, Морекрылка была рада, что с ней играют, и её мысли заменились с обиженных на радостные. Особенно когда она в очередной раз поймала братика за хвост!

К счастью, за месяц мама наконец-то смогла справится с инстинктивным желанием вытащить ребёнка из воды, и даже не подбегала к краю ручья, следя за детьми издалека. Конечно, до конца это волнение не исчезло — особенно когда в воду заходил кто-то ещё кроме морекрылой — и она всё ещё сидела подобрав лапы под тело, высоко подняв голову и готовая одним движением взметнуться и броситься в воду спасать.

После полуденного сна Славы Глин взметнул крылья и громко уркнул, призывая ко вниманию:

— Идём исследовать нашу пещеру!

— А разве мы не уже? — ответила Солнышко, мягко касаясь носом его бока.

— Другую часть откуда приходят взрослые. Мы же не знаем что там! А вдруг там целые стада жирных зайцев?

— Я с вами! — ответила Цунами, вылезая из воды.

— Ты бы посохла… — ответил Глин, критически осматривая закрывшую жабры сестрицу.

— Нет! — «Ещё не вылупился Морекрыл, что согласится обсохнуть!» — говорили её мысли, но она ещё не была уверена, как правильно это сказать.

— Ладно, — улыбаясь, Глин толкнул её носом. — Раз все вместе, идём!

И они пошли. Первым шёл Большое крыло — защитник сиблингов от опасности, когда мамы нет рядом. За ним, не отставая, шла Солнышко вместе с Цунами. Замыкала же всё это пара из наблюдательного Звёздочки и неспешно осматривающей окрестности Славы.

Выход вёл в небольшой гладкий коридор — видимо, старое русло ручья. Задранные и прижатые к земле носы вместе с периодическим высовываниями язычков работали непрестанно — надо же всё запечатлеть и хорошо запомнить!

Света вокруг почти не было. Откуда-то из-за спины падало немного, но для Грязекрыла и Пескокрылки его было недостаточно, и они нерешительно замерли. «Темно, — сказал вдруг Глин, оглядываясь назад. — Давайте посмотрим другую сторону?». Цунами подумала — и вдруг засветила полосы на хвосте. «Теперь не темно!» — сказала она с энтузиазмом, и шагнула вперед, теперь поравнявшись с Грязекрылом. Он молча кивнул, и они пошли дальше.

Слева была небольшая комната. На выходе уже сидел Бархан:

— Что, исследуете, дети?