Дети боялись уходить далеко, едва ли не прижимаясь к маминым ногам, а Солнышко так и вообще оказалась под животом, глядя сквозь просвет между передних лап. Её раздвоенный язычок непрестанно высовывался, рефлекторно собирая запахи мира, и Звёздолёт не отставал, также щупая языком воздух и желая узнать об этом месте всё.

Перед ними расстилался берег ручья, даря мокрый запах, оседающий на языке. Здесь подземная речка находила путь наружу через погребённый под слоем гравия выход — и текла дальше, едва показываясь на поверхности под гравийным покровом. Всё это обрамлял каменистый овраг с свисающими сверху ветками деревьев (что и давали смолистый запах), заворачивающий дальше в сторону — но давая достаточно прямого места для разбега и прыжка, который в маминой голове кончался мощным хлопком крыльев и началом полёта. Когда-нибудь они и сами смогут так взлететь!

«Ну что, пойдём дальше, мои исследователи?» — улыбаясь спросила Кречет, покусывая задумавшегося Звёздолёта за оттопырившееся ушко. Ей ответил нестройный хор голосов, которые были вовсе не против, и они пошли. Слава на спине удовлетворённо урчала, не собираясь слезать с мамы в принципе, а сиблинги аккуратно наступали на камни, цепляясь коготками, чтобы не провалиться лапой между ними. Периодически один их них с пищащим криком всё-таки проваливался, но сразу доставал её обратно. Легче всего было Глину — его широкие лапы хорошо закрывали промежутки, и он не проваливался, но постоянно обеспокоенно урчал, периодически слыша новые писки своих сиблингов и оглядываясь на них — убеждаясь, что ничего страшного не произошло. Они шли так некоторое время, и постоянно вниз. В речку впадали новые ручейки — и вот он уже перестал прятаться в камнях, а показался снаружи.

Здесь, прямо сразу после места впадения ещё одного такой же речки, ручей сильно изгибался влево, оставляя на берегу все отложения, что он приносил с гор. И это была тёмно-серая, глинистая грязь. Чувствуя, как её запах вдруг пробудил что-то в нём, какую-то странную тягу, он с разбегу, подпрыгнув и взмахнув крыльями, влетел в это образование, радостно ощущая, как грязь обволакивает каждую чешуйку, успокаивает напряжённые когти, образуя приятно холодный слой против палящего горного солнца и как будто впитывается в в него. Оказывается, он так много потерял за эти долгие месяцы в пещере! Ну почему, почему мама ни разу не отнесла его в это благословленное место?

А мама тем временем думала о том, что она, сфокусированная небокрыльскими инстинктами на территории гнезда, совершенно забыла о том, что грязекрылам нужно то, в честь чего они собственно называются. И похоже, даже Ласт забыл! Хотя, учитывая, как она рычала на драконов, подходящих к её выводку, не удивительно. И если благодаря пещерной речке с морекрылкой проблемы не возникло, то вот грязекрыл не дополучил то, что ему было важно — и теперь со счастливой мордой и виляющим хвостом лежит и возюкается, возмещая.

«Мамочка, не кори себя, — Звёздочка аккуратно укусил её за лапу, прижимаясь щекой. — Главное, что сейчас он очень счастлив, хотя и немного недоволен тем, что ты не отнесла его сюда раньше». В ответ на это всё слышащий Глин фыркнул, что кто-то опять говорит вперёд морды, и перевернулся на спину, подставляя изляпанный живот солнцу и прижимая лапы к нему, смотря на сиблингов, что теперь будто перевернулись в его глазах. Где-то глубоко в груди было тепло: его братья и сёстры в безопасности, они с мамой, а значит, он абсолютно счастлив.

Слава окончательно разомлела. С одной стороны тёплая мамина спина, а с другой стороны лучи солнца, мягко впитывающиеся в каждую чешуйку. Её мысли медленно проскользнули к счастливому спокойствию — и она, даже не заметив этого, сдалась мягко обовлёкшему её сну, дарящему абсолютное счастье дождекрылке, погруженной в ласковое золото солнца.

Кречет аккуратно села, наблюдая за детьми. Цунами осмелела и залезла в ручей, заставляя напрягаться и быть готовой броситься, если течение вдруг унесёт плещущуюся драконочку вниз, но к счастью, глубина была малой, да и кажется, даже маленькая морекрылка уже могла бы бросить вызов течению, хоть и с неясными пока результатами. Солнышко аккуратно тронула лапкой воду, но залезть не решилась и просто легла маме под бочок, а с другой стороны уже сидел Звёздолёт, тихо урча от довольных и текущих всё медленнее мыслей всех вокруг, от сиблингов до самой мамочки, сам проваливаясь вместе с сестрой сон.

Первой проснулась Слава. Она мигнула довольно-спокойным сине-розовым — и получила немного удивлённый взгляд от мамы. «Твои цвета стали ярче, — ответила мама на немой вопрос дочери, лизнув её в нос. — И мне это нравится. Надо нам чаще быть снаружи». Слава была с этим полностью согласна — в идеале, таким должен быть каждый день!

Следующей проснулась Цунами, заснувшая прямо на галечном берегу наполовину погружённая в воду. Она потянулась, посылая волны гибким хвостом, и наконец пошлёпала наружу, подойдя к Глину и несильно укусив так же засунувшего грязекрыла, который сразу же вскочил и приготовился обороняться — но увидев Цунами, успокоился и, поймав прямо в момент когда она попыталась от него отскочить, с урчанием куснул в ответ.

Вся эта возня пробудила и остальных. Даже Слава слезла с мамы, ощупывая воздух языком, а её мысли лучились радостью от того, как же свежо она себя чувствует, отчего иногда по её телу проходила целая небольшая радуга. Теперь драконята были готовы ко всему — и даже идти домой, хотя никто особо и не хотел, на самом деле. Они готовы были гулять тут с утра до вечера!

И мама дала им это сделать. Теперь они прыгали с её спины у берега ручья. Здесь парение было сложнее — мог налететь ветер и поменять это самое чувство под крылом, увеличив или даже уменьшив его, особенно если порыв налетел сбоку. К счастью, драконята уже умели им управлять, и теперь просто учились правильно применять его при различном ветре — и буквально за день уже неплохо с ним управлялись. Ещё занятия два таких — и уже можно будет учиться не просто держать высоту, а даже набирать её.