Он знал, что его вырубили из цельной вершины, превратив её в сеть ходов и помещений, освещаемую через хитрую систему световых колодцев и зеркал. И вырубленный камень не ушёл в отвалы, а послужил делу — из него, а так же из камней поблизости, каждая семья сделала себе по башне, пространство которых буквально считалась территорией семьи, в которой действовали все законы, принятые ею.

Звёздолёт знал, что дворец есть центр приложения драконьего внимания и труда. Как истинным властителями природы, драконам не нужно думать о крыше над спиной. Любая природная или даже искусственная пещера подойдёт — да даже и просто под деревом очень хорошо спится. Поэтому, если драконы строят что-то такое большое и грандиозное, да ещё и складывая из камней стены — значит, что им было ну очень нужно.

И это и правда было очень нужно. Дворец был местом притяжения всего племени. Здесь, не думая о пропитании, жили и творили творцы. Здесь хранились знания, накопленные поколениями небокрылов, а исследователи каталогизировали их, изучали записанную в свитках и даже на каменных табличках мудрость, и на её основе познавали мир, пополняя это огромное хранилище знаний уже своими собственными изысканиями. Здесь, в конце-концов, был центр производства, где ремесленники каждый день творили маленькое чудо, создавая из казалось бы сырых непонятных материалов то, что могло служить инструментом в чьих-то когтях.

И конечно же, здесь жила королева. Та, кто объединяет усилия всего племени в одно целое, кто представляет его перед другими племенами — так же, как глава семьи представляет всю семью и её решения во время собраний. Та, кто решает конфликты и трения между семьями, прекрасно зная стремления каждой, чтобы разрешать всё в вящей пользе. Даже если некоторые королевы начинают забывать о том, почему их выбрали…

Это было большое место гигантской значимости — и теперь Звёздолёт видел его воочию.

Гранитная вершина горы как будто парила над низкими облаками, приходящими с востока и скрывающими находящееся под ними большое озеро. Башни же, к которым прямо из горы вели опирающиеся на арки галереи, тоже казались вырастающими из облаков — хоть и если присмотреться, можно было заметить гранитные основания. И даже отсюда можно было уловить слабый, но богатый букет запахов гари от плавилен и производств, что примостились с другой стороны пика в противоположной стороне от стоящих полукругом семейных башен.

Наконец, их большая стая, где каждая семья создала свой небольшой клин, снизилась, уходя в большую пологую циркуляцию вокруг дворца. Она не продлилась долго — один за одним, семьи отклонялись внутрь, уходя на посадочные площадки своих башен.

Сами башни были довольно большими. Настолько, что четверо небокрылов, с их длинными и при этом довольно узкими крыльями, при посадке с разных сторон могли не беспокоиться о том, что концы крыльев при торможении хлопнут кого-то мембране или спине. Халькопирит, вместе с Пустельгой, Кречет и её дочкой Пирит, сразу же подали пример, приземляясь точно на края и аккуратно складывая крылья на бока. Бабушка сразу же устремилась вниз по довольно широкой круговой лестнице, не пуская остальных и судя по мыслям хотя оценить, насколько сильное запустение в башне и не опасно ли туда вообще заходить. Вскоре её голова выглянула из проёма и кивком позвала к себе остальных, освобождая площадку для оставшихся в воздухе.

Пять дракончиков умудрились всё же сесть здесь в одно то же время. Солнышко банально была мельче, да и крылья у каждого были короче (но шире!), чем у небокрылов — тем более что Звёздолёт выбрал свободную позицию попросту прочитав мысли сиблингов об их собственном выборе, что помогло всем избежать ненужных столкновений.

Цунами же приземлилась тяжело, едва держась на ногах. Наконец, на земле, она позволила себе расслабиться, и, будто освобождая себя от воображаемых пут, часто задышала, высунув язык и широко раскрыв мокрые жабры, пульсирующие вместе с сердцебиением.

Звёздолёт сразу понял, что произошло. Они поднялись на высоту, где не были никогда, и не привыкшим к такому телам банально не хватало воздуха, что вызывало быструю усталость. А Цунами, эта упрямая сестрёнка, решила, что раз дворец уже виден вдалеке, то надо долететь, а не запрашивать дополнительный отдых. И то, что у неё были универсальные крылья-плавники, куда больше подходящие для активного полёта, а не активного парения, отнюдь не помогало.

Глин, втянув воздух широкими ноздрями и оценивая состояние сестры, сразу вытащил из своей нагрудной сумки тарелку, наполняя её водой из пристёгнутой фляжки. Цунами склонилась над нею, её лакание как будто захлёбывалось от частого дыхания, а часть воды укапала на пол башни через жабры, увлажняя их. Слыша и видя это, мама вынырнула из-под лестничного проёма и подошла, беспокойно урча от беспокойства и заботы.

— Я и не знала, что так хочу пить! — сказала морекрылка, когда её дыхание наконец подуспокоилось.

— Ты ещё скажи, что не знала, что тебе нужен отдых, — полушутя сказал Глин, пока мама беспокойно обнюхивала дочку на наличие всяких повреждений.

«Слава лунам, она просто перенапряглась» подумала мама, аккуратно гладя носом по теперь уже закрывшимся жаберным крышкам, предотвращающим дальнейшую потерю влаги и высыхание нежных жаберных лепестков. Материнская забота заставила Цунами совсем расслабиться, и она наконец закрыла всё ещё приоткрытую пасть.